Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
— Да пойми же!..
— Да понял я всё, Михаил Всеволодович, не такой уж тупой. Мой ответ — нет. Решай свои проблемы сам, коли вляпался в эту кашу. А мы уж тут как-нибудь сами, без спасителя всея Руси обойдёмся…
Тяжёлые вёсла вспарывали воду ровно и мощно, и даже отсюда, с берега, был слышен глухой бой барабана, задававший ритм гребцам. Князь Михаил Всеволодович стоял на возвышении, наблюдая, как греческая кондура подходит к пристани славного города Киева.
Корабль ждали. На этом судне прибывал в Киев новый митрополит всея Руси, Иосиф. Михаил Всеволодович мрачно усмехнулся. Да, Византия
Однако в нынешней обстановке любой союзник, даже довольно немощный — уже хорошо. Авторитет Константинополя в делах веры Христовой был всё ещё велик, и князь Михаил надеялся, что новый митрополит окажет ему поддержку в деле объединения Руси. Ведь после ухода митрополита Кирилла вот уже три года наиглавнейший пост в русской православной церкви является бесхозным.
Кондура между тем причалила к берегу, загремели сходни, и на пристань, по случаю прибытия столь важного гостя укрытую коврами, спустился новоприбывший митрополит, в сопровождении немалой свиты служек и монахов в тёмных одеяниях.
— Приветствую тебя на русской земле, святейший владыка! — первым поприветствовал гостя князь Михаил по-гречески.
— И тебе привет, великий базилевс, — по-гречески же ответил Иосиф, осеняя князя крестным знамением. — Прими благословение от патриарха константинопольского.
Святейший владыка оглядел пристань, толпящихся людей в варварских одеждах. Чуть поморщился — дикарям не следовало бы так явно демонстрировать свои меха, которые в Константинополе могли позволить себе только высшие сановники и члены императорской семьи…
Прямо на устеленную коврами пристань двое людей князя уже вводили коня — великолепного белого скакуна, украшенного роскошнейшей сбруей.
— Прошу, святейший, — пригласил князь Михаил.
Владыка снова чуть поморщился.
— Да будет известно великому базилевсу, что моему сану полагается перемещаться в носилках…
— В носилках? — удивился князь Михаил. Святейший снова поморщился, уже в который раз. Ничему не научены эти варвары, хотя крестились уже двести с лишним лет назад…
— И носилки эти должны нести двенадцать рабов. Таков порядок!
— … Вот такие дела, Фёдор.
Князь Михаил и его ближайший боярин Фёдор Олексович сидели в бане на нижней лавке, отдувались. Князь Михаил оглядел баню, устроенную по-умному — дым из печи не растекался по всему помещению, а собирался под железным колпаком, навроде кузнечного горна. И окно было не рыбьим пузырём затянуто, и даже не слюдой — настоящим прозрачным стеклом, чуть зеленоватым на просвет. Второе стекло располагалось над дверью, и за ним горели свечи в трёхсвечном подсвечнике, озаряя баню ровным светом. Князь хмыкнул — здорово придумано… Свечи в предбаннике, а светят в парную.
— Голова у тебя, Фёдор Олексович, — князь кивнул на дымосборный колпак и стекло над дверью. — А мне вот всё недосуг, понимаешь, ладную баню устроить. Здесь недосуг было, за столь-то лет, и в Галиче…
— А что, разве в Киеве в хоромах княжьих баня плоха? — осведомился боярин, утирая пот с бровей.
— А-а, бестолково устроена. Роскошь немеряная, роспись, как в храме… А попариться чтобы, топить чуть не сутки надобно. Придёшь с похода, хоть в людскую мыльню иди…
Князь Михаил наведался с визитом в Чернигов, к сыну своему. Проверяет, всё ли в порядке, подумал Фёдор, беспокоится. Будешь тут беспокойным…
Этим летом князь Михаил Всеволодович закончил наконец сложную политическую комбинацию. Князь Изяслав Владимирович, ставленник князя Михаила, оказался правителем совершенно никчёмным, не пользующимся ни малейшим авторитетом ни у простых киевлян, ни тем более у бояр киевских — действительно, годен разве только стаскивать сапоги со своего сюзерена. Года не прошло, как Михаилу пришлось спешить ему на выручку, выбивать с Киева князя Владимира Рюриковича. Тем не менее о возвращении Изяслава не могло быть и речи — это означало бы восстановить против себя весь Киев. Ну что же, не один Изяслав был прикормлен князем Михаилом. Не хотите князя Изяслава, честной народ? Ну вот вам князь Ярослав Всеволодович, прошу любить и жаловать…
— Хреново дела идут, Фёдор, — внезапно пожаловался, словно угадал мысли своего сподвижника князь Михаил. — Для киевлян что Изяслав, что Ярослав, что я… Устал народ, Фёдор. Я так мыслю, ежели бы сейчас сам Владимир Мономах на стол киевский сел, так и то им всё одно будет… И чёрт с рогами тож…
— А что его святейшество? — поинтересовался Фёдор, отхлёбывая из ковша с квасом и передавая его князю.
Князь Михаил мрачно ухмыльнулся.
— А владыко Иосиф, похоже, нимало не озабочен судьбой земли русской… Да ещё стал сомневаться я, что и делами веры Христовой на Руси не особо интересуется — токмо доходами церковными, ничем больше… — князь тоже отхлебнул из ковша, вернул его Фёдору. — Не тот это человек, Фёдор. Чужой он Руси, вот что. Русского митрополита ставить надобно. Да нельзя! Вся в том и беда…
— Беда не ходит одна, княже… Коли не везёт, так скопом, — боярин пристраивал ковш на боковой полочке. Взял другой, смешал квас и воду, чтобы плеснуть на каменку.
Князь Михаил криво усмехнулся.
— Да разве это всё беда… Впереди ещё главная беда-то, Фёдор.
Встряхнул головой.
— Однако не всё беда, что идёт в ворота. Женюсь я, Фёдор Олексович.
— Да ну?! — аж привстал боярин. — И на ком надумал?
— Сестру Даниила Романовича беру за себя. Оба согласны.
Боярин крякнул, нашарил ковш, в котором теплилась вода, смешанная с квасом. Напился из него, роняя капли.
— Ну слава те господи… — отдышавшись, Фёдор сунул ковш обратно на полок. — Я уж думал, не сподобишься. А ты ж ещё орёл!
— Славься, славься!
Дождь хмеля и пшеничных зёрен осыпался на головы молодых. Впрочем, молодой тут была разве что невеста, себя же князь Михаил никак к молодым отнести не мог. Шестой десяток давно разменял, не шутка. Оттого и свадьбу устроили в далёком Перемышле, а не в стольном, но неспокойном Киеве, родном Чернигове или тем более мутном Галиче. Меньше пересудов.