Мария Стюарт. Королева, несущая гибель
Шрифт:
Появление юной шотландской королевы вызвало немало удивления и взрыв восторга, она шла к венцу не в привычном королевском пурпуре, а в ослепительно-белом платье, сплошь украшенном жемчугом и драгоценными камнями. С того дня именно такой цвет свадебного наряда – белый – стал символом чистоты и невинности для всех европейских (и не только) невест на многие столетия.
Это был момент ее высшего триумфа! Тысячи восторженных глаз следили за юной королевой, тысячи людей восхищались ее красотой, приветствовали, бросали к ее ногам цветы, желали счастья… Больше такого всенародного ликования она никогда не увидела, да и было
Но, наверное, самым несчастным на собственной свадьбе был именно Франциск. Слабый, бледный четырнадцатилетний мальчик неимоверно устал, у него шумело в ушах, билось в висках, дрожали ноги и холодный пот покрывал чело… Очень хотелось присесть и отдохнуть от этой радостной вакханалии, от криков, шума, яркого света, а приходилось улыбаться, без конца кому-то кивать и изображать радость.
Нет, он, конечно, радовался своему бракосочетанию с кузиной Марией (Валуа и Гизы родственники), но предпочел бы радоваться в тиши своей комнаты, а не перед галдящей толпой множества незнакомых людей. В какой-то момент невеста, видно, заметила его состояние, Мария наклонилась и заботливо поинтересовалась:
– Вам дурно, Ваше Высочество?
– Нет, нет! – быстро встряхнулся дофин. Мог ли он, глядя на оживленную, немыслимо красивую девушку, сказать, что устал? Франциск заставил себя встряхнуться и дышать глубже.
Больше невеста состоянием жениха не интересовалась, не до него, слишком многие восхищались вокруг, слишком многим нужно успеть улыбнуться, сказать несколько слов, позволить полюбоваться своей красотой. Мария ничуть не сомневалась, что Франциск счастлив, ведь Париж не знал таких грандиозных праздников, в какой превратила их венчание королева-мать Екатерина Медичи. Но Мария столь уверена, что в ее жизни иначе и быть не может, что ей и в голову не пришло попросту поблагодарить свекровь за этот праздник. А каким же должен быть праздник, если это ЕЕ венчание?
То, что дофину плохо, заметила, конечно, мать, она нашла способ удалить несчастного мальчика с собственной свадьбы и дать ему прийти в себя. Мария продолжила блистать, даже не заметив отсутствия супруга. Но Екатерина увела и ее, мотивируя это необходимостью отдохнуть перед балом.
– Дорогая, посидите немного с Франциском, все-таки это Ваш муж.
Кажется, Мария впервые осознала, что замужество не только возможности, но и обязанности, и не всегда приятные. Сидеть рядом с бледным, едва живым Франциском, когда совсем рядом веселятся, улыбаются, радуются жизни ее подруги?
Франциск улыбнулся краешками губ:
– Вы довольны устроенным праздником, дорогая? Правда, великолепно матушка все придумала? Венчание в Нотр-Дам, эти шествия…
Мария удивленно уставилась на мужа:
– А как же иначе? Разве у остальных было не так?
– Нет, что Вы! Все венчались в Реймсском соборе и много скромнее. Это королева Екатерина сделала нам с Вами столь роскошный подарок. Ее надо поблагодарить.
Почему-то Марии совсем не понравилась необходимость благодарить Екатерину Медичи за то, что она считала само собой разумеющимся. Не хватало быть обязанной этой женщине! Но она взяла себя в
Несколько дней продолжались празднества, поразив всех оригинальностью придумок, роскошью нарядов, красотой невесты и… болезненностью жениха. Не раз кавалеры качали головами: эх, в какие руки попадает такая прелесть!
Между делом, не особенно вдумываясь в то, что творит, Мария подписала акт, в котором, словно в своей духовной, отписала на случай преждевременной смерти или отсутствия наследников свою страну и наследственные права на шотландскую, ирландскую и английскую короны Франции. Узнав об этом, забеспокоилась ее подруга Мария Сетон:
– А ты имеешь на это право?!
– На что, распоряжаться в случае своей смерти своим наследством?
– Я не знаю, Мария, как это называется, но разве ты можешь без ведома парламента определять, кому отойдут права на твою шотландскую корону? Может, надо было спросить у моего брата Джорджа, а потом подписывать?
Мария разозлилась:
– Почему я должна спрашивать Джорджа, если сделать это мне посоветовали де Гизы?!
– Вот этого я и боюсь, де Гизы ничего не делают просто так.
Чтобы не поссориться с юной королевой по-настоящему, Мария Сетон поинтересовалась другим:
– А как же английская корона, ведь в Лондоне своя королева Мария Тюдор?
– Ну, это все на самый крайний случай, если вдруг все перемрут! – Увидев, как округлились от страха глаза подруги, она даже рассмеялась: – А ты беспокоишься! Я не собираюсь умирать!
– Пожалуйста, не надо! – расхохоталась и Сетон. – Поживи еще!
Их веселье прервало появление Франциска, он переводил взгляд с одной хохочущей Марии на другую:
– Вы о ком? Кто должен пожить?
– Я! Сетон уговаривает меня пока не умирать!
Им было весело, а дофин ужаснулся, он каждый день так близко был возле черты, за которой небытие, что от шуток на эту тему содрогался.
Франциск первое время откровенно мучился. У него ничего не получалось в постели, потому будущий король отчаянно хватался за каждое даже робкое желание, тут же таща свою супругу в постель. Но пока добегали… Измучил и себя, и жену… Ему не приходило в голову откровенно поговорить с отменным любовником – своим отцом, почему-то дети в таких вопросах крайне редко советуются с родителями. На счастье молодых, через некоторое время им на помощь пришел дядя невесты Франсуа де Гиз. Причем обоим… Больше проблем не было, правда, и детей тоже.
Они весьма забавно смотрелись рядом – Мария Стюарт, супруга дофина Франциска, королева Шотландии, и младшая сестра ее мужа Маргарита, или, как ее называл брат Карл, Марго. Мария – высокая, суховатая, со спокойными чертами лица, словно еще не проснувшаяся для жизни. Марго – полная противоположность, она крепенькая, с хорошим румянцем на щеках и лукавыми быстрыми глазами, выглядевшая куда старше своих шести с половиной лет. Мария спокойная, выдержанная, знающая себе цену, недаром она столько училась, подглядывая за любовницей короля, самой красивой и необычной женщиной королевства Дианой де Пуатье. Маргарита, напротив, сама живость, ей трудно даже смотреть спокойно, не то что вести себя, сразу видно, что внутри у девочки непроходящий пожар; будь она мальчишкой, большего сорванца не найти бы.