Мария Стюарт. Королева, несущая гибель
Шрифт:
Решив так, Мария даже повеселела. Он обязательно окажется очарован, и забавно будет посмотреть, как станет биться в любовных сетях такой твердый ныне граф… Она уже представляла себе эту картину и так увлеклась, что едва не пропустила следующих важных слов Стюарта, вовсе не собиравшегося очаровываться:
– Самым лучшим для Вас, дорогая сестрица, будет ни во что не вмешиваться, предоставив заботу о самом королевстве тем, кто этим занимался и до сих пор. Привычную жизнь в Эдинбурге мы Вам обеспечим и оплатим из казны. Царствуйте.
– То есть вы хотите сказать, что я должна и довольствоваться ролью красивой игрушки?
Джеймс подумал: «Примерно так», но вслух сказал иначе:
– Думаю, Вам сначала стоит получше познакомиться с самой страной и положением дел, прежде чем в них вмешиваться, чтобы не выглядеть м-м… нелепо. И постараться вспомнить английский язык – королева должна, по крайней мере, понимать то, что произносят ее подданные.
И снова Мария едва сдержалась, но она понимала, что брат прав, а самое главное, решила на некоторое время и правда притихнуть, посмотреть, кто с кем и против кого дружит.
Следующие годы, пока она не решила, что пора замуж, были относительно спокойными. Парламент на условиях, что королева не будет лезть в дела, вполне щедро оплачивал ее расходы: видно, лорды решили, что лучше заплатить, чем иметь головную боль в виде присутствующей на заседаниях женщины.
Правда, почти сразу возникли трения с Джеймсом по поводу присутствия в замке все того же Анри Данвилля, вопреки совету отца последовавшего за своей богиней, и поэта Шателяра.
– Мадам, к чему было приезжать сюда сиру Данвиллю?
– Это мой придворный! Я королева и имею право на придворных.
– Безусловно, – кивнул Джеймс. – Но если Вы полагаете, что до нас не дошли слухи о Вашем весьма предосудительном поведении в Реймсе, то ошибаетесь. Конечно, Шотландия – окраина Европы, но дурные вести разносятся быстрее, чем хорошие.
– Сплетни, Вы хотите сказать?! – взвилась Мария. Ее красивое лицо исказила презрительная гримаса. – Никогда не думала, Джеймс, что вы способны собирать недостойные сплетни!
– Тогда объясните, к чему Вам здесь этот красавчик? А о поэте, что не сводит с Вас влюбленных глаз, и говорить не стоит. Мэри, – мягко попросил брат, – помните, что Вы не в вольной Франции, а в строгой Шотландии. Если Вас из Франции выставили, то отсюда выгонят безо всяких пенсий и пособий!
Возмущенная и даже обиженная таким разговором, Мария отвечала что-то очень резкое, напоминала, что она королева и имеет права жить по своему усмотрению! Джеймс только вздохнул, не желая продолжать. Королева не понимала, что Шотландия не Франция, не желала понимать…
Данвилль уехал сам. После откровенного разговора со Стюартом. Просто Джеймс Стюарт не желал, чтобы сестра позорила свое имя, демонстрируя отношения с красавчиком французом, у которого дома осталась жена. Вдове не пристало столь вольное поведение.
Вместе с Анри Данвиллем, обливаясь слезами, отбыл и поэт Шателяр. С тем было проще, достаточно пообещать поинтересоваться его прошлыми делами.
Мария, узнав о роли брата в удалении ее друзей, устроила ему настоящий скандал, но Джеймса Стюарта это не пробрало, у него был один ответ:
– Хотите жить вольно – возвращайтесь во Францию. Правда, там Вас едва ли примут с распростертыми объятьями. А в Шотландии Вы будете вести себя по ее законам.
– Я королева!
– Пока. – Взгляд Стюарта досказал остальное.
Два дня она лежала в своей спальне, не желая никого видеть и размышляя. Ей отказали в возможности жить там, где она хочет, в любимой Франции. Теперь ее лишают общества приятных ей людей. Что делать?! Слезно просить Екатерину Медичи позволить вернуться и скромно жить где-нибудь в удаленном замке? Но, заглянув в свою душу, Мария поняла, что скромно жить не сможет, она, получившая одну корону вместе с именем и вторую шестнадцати лет от роду, уже не могла быть на вторых ролях! Она снова будет стараться быть первой, а значит, снова будут конфликты. И как можно жить во Франции, ведя полумонашескую жизнь?
Оставалось привыкать к местной жизни, к местным требованиям или… была еще одна надежда – выйти замуж. Но если ее выставят из Шотландии так же, как это сделали во Франции, то в качестве невесты она не будет нужна никому вообще! Кулачки невольно сжимались:
– Черт бы побрал этих святош! Сами не ведают нормальной жизни и другим не дают!
Злиться было от чего, королева вынуждена соблюдать требования собственных подданных! А как ее воля?! Как же ее власть?!
Временами накатывало желание стереть Джеймса Стюарта в порошок, уничтожить, приказать казнить, как преступников в Амбуазе! Хорошо бы, чтобы он прихватил с собой и этого проповедника, который задает тон в ханжестве, – Джона Нокса! И почему кардинал Битон не сжег всех еретиков на одном костре?!
Но как бы она ни злилась, приходилось подчиняться. Для себя Мария решила, что это действительно, как сказал брат Джеймс, пока. Пока она не вышла замуж за какого-нибудь весьма влиятельного короля или его наследника и не отбыла в его королевство! О, с каким удовольствием она покинет эту страну! Взойдет на корабль и не оглянется! И будет вспоминать с содроганием месяцы, проведенные здесь! Нет, даже вспоминать не будет, выкинет эту проклятую страну с ее проклятыми законами из головы!
Конечно, молодой красивой женщине, привыкшей к восхищению, к поклонению, к лести, к красивой и достаточно вольной жизни, когда наличие любовника вовсе не было чем-то предосудительным, оказалось очень тяжело в новой обстановке, где нравственные нормы куда более строгие.
Когда становилось совсем тошно, Мария приказывала камеристке открыть шкаф и достать заветную шкатулку, вернее, несколько. Это были сокровища, привезенные ею из Франции. С двух сторон ставились по несколько свечей, чтобы свет отражался в гранях драгоценных камней и золоте. Открывалась крышка, и взору королевы представали бриллианты, рубины, изумруды, переливались то синим, то зеленым чудесные сапфиры, привезенные из дальних южных земель, бросали кроваво-красные отблески гранаты, тускло мерцали молочные опалы, зеленые оливины… Но больше всего она любила роскошные жемчуга, правда, последние месяцы редко их надевала. Жемчуга подарила Марии ненавистная теперь свекровь – Екатерина Медичи.