Мария
Шрифт:
–Я думал, что то, что я…
–Истинно то, что вы собираетесь сказать; то, во что вы верите.
–Что?
–Чтобы я тебя услышал, но не в этот раз.
–Вы, наверное, плохо обо мне думаете в эти дни!
Она, не отвечая мне, читала надписи на кассовом аппарате.
–Тогда я вам ничего не скажу; но скажите мне, что вы предполагали.
–Какой смысл?
–Ты хочешь сказать, что и мне не разрешишь извиниться перед тобой?
–Мне хотелось бы знать, почему Вы так поступили; но я боюсь знать, потому что я не назвал ни одной
–Я не заслуживаю того, чтобы ты была так добра ко мне, как ты ко мне относишься.
–Возможно, это я не заслуживаю....
–Я был несправедлив к Вам, и, если Вы позволите, я на коленях прошу Вас простить меня.
Его глаза, прикрытые длинной вуалью, засияли всей своей красотой, и он воскликнул:
–О, нет, Боже мой! Я все забыл… Вы хорошо слышите? Все! Но при одном условии, – добавил он после небольшой паузы.
–Как угодно.
–Когда я сделаю или скажу что-то, что тебе неприятно, ты скажешь мне об этом, и я больше никогда этого не сделаю и не скажу. Разве это не просто?
–И разве я не должен требовать того же от вас?
–Нет, потому что я не могу советовать вам, и не всегда знаю, будет ли то, что я думаю, лучше; кроме того, вы знаете, что я собираюсь сказать вам, прежде чем я скажу вам.
–Ты уверена, что будешь жить в уверенности, что я люблю тебя всей душой?
– сказал я низким, растроганным голосом.
–Да, да, – ответил он очень тихо и, почти коснувшись губами одной из своих рук в знак того, чтобы я замолчала, сделал несколько шагов в сторону гостиной.
–Что ты собираешься делать?
– Я сказал.
–Ты что, не слышишь, что Джон звонит мне и плачет, потому что не может меня найти?
На мгновение я не решился, в ее улыбке была такая сладость и такая любовная томность во взгляде, что она уже исчезла, а я все еще восторженно смотрел ей вслед.
Глава XXI
На следующий день на рассвете я отправился в путь по горной дороге в сопровождении Хуана Анхеля, который вез несколько подарков моей матери для Луисы и девочек. Майо следовал за нами: его верность была выше всяких наказаний, несмотря на неудачный опыт подобных экспедиций, недостойных его лет.
После моста через реку мы встретили Хосе и его племянника Браулио, которые уже приехали меня искать. Браулио рассказал мне о своем охотничьем проекте, который сводился к тому, чтобы нанести точный удар по известному в окрестностях тигру, убившему несколько ягнят. Он выследил зверя и обнаружил одну из его нор у истока реки, более чем в полулиге выше владения.
Услышав эти подробности, Хуан Анхель перестал потеть и, поставив корзину, которую он нес, на подстилку из листьев, посмотрел на нас такими глазами, словно слушал, как мы обсуждаем проект убийства.
Далее Иосиф так описывает свой план атаки:
–Я отвечаю своими ушами, что он нас не покинет. Посмотрим, так
–Да, – ответил я, – и длинноствольное оружие.
Сегодня день Браулио. Ему очень хочется посмотреть, как ты будешь играть, потому что я сказал ему, что мы с тобой называем выстрелы неправильными, когда целимся в лоб медведя, а пуля попадает в один глаз.
Он громко рассмеялся, похлопав племянника по плечу.
–Ну что ж, пойдем, – продолжал он, – только пусть маленький негр отнесет эти овощи хозяйке, потому что я возвращаюсь, – и он закинул корзину Хуана Анхеля себе на спину, сказав: – Это сладости, которые девочка Мария выкладывает для своего кузена?
–Это то, что моя мать послала Луизе.
–Но что на нее нашло? Я видела ее вчера вечером, такую свежую и красивую, как всегда. Она похожа на бутон кастильской розы.
–Теперь все хорошо.
–А что ты там делаешь, что не убираешься отсюда, черномазый, – сказал Хосе Хуану Анхелю. Неси гуамбию и уходи, чтобы поскорее вернуться, потому что потом тебе будет нехорошо оставаться здесь одному. Не надо ничего говорить там, внизу.
–Осторожно, не возвращайся!
– крикнул я ему, когда он был на другом берегу реки.
Хуан Анхель скрылся в камышах, как испуганный гуатин.
Браулио был моим ровесником. Два месяца назад он приехал из провинции, чтобы сопровождать своего дядю, и уже давно был безумно влюблен в свою кузину Трансито.
В физиономии племянника было все то благородство, которое делало старика интересным; но самым примечательным в ней был красивый рот, еще без козлиной бородки, женственная улыбка которого контрастировала с мужественной энергией остальных черт. Кроткий по характеру, красивый и неутомимый в работе, он был сокровищем для Хосе и самым подходящим мужем для Тренсито.
Мадам Луиза и девочки вышли поприветствовать меня у дверей хижины, смеясь и ласкаясь. Благодаря нашему частому общению в последние месяцы девушки стали меньше стесняться меня. Сам Жозеф на наших охотах, то есть на поле боя, пользовался надо мной отеческой властью, которая исчезала, когда они приходили в дом, как будто наша верная и простая дружба была тайной.
–Ну наконец-то, наконец-то!
– сказала сеньора Луиза, взяв меня за руку и ведя в гостиную, – семь дней!
Девушки смотрели на меня, озорно улыбаясь.
–Но господи, какой он бледный, – воскликнула Луиза, разглядывая меня внимательнее. Это нехорошо; если бы ты часто приходил сюда, то был бы размером с толстяка.
–А как я выгляжу для вас?
– сказал я девочкам.
–Я говорю, – сказал Транзито.
– Что мы будем думать о нем, если он будет там учиться и…?
–Мы приготовили для вас столько всего хорошего, – перебила Лючия, – мы оставили первую бадью нового куста поврежденной, ожидая вас: в четверг, думая, что вы приедете, мы приготовили для вас такой вкусный заварной крем.....