Мария
Шрифт:
–Ну, – сказал он, вставая, чтобы уйти, – ты сегодня куда-нибудь собираешься?
–Да, мэм.
–Куда вы идете?
Я собираюсь нанести Эмигдио долгожданный визит; и это необходимо, так как вчера я послал ему весточку с дворецким его отца, чтобы он ожидал меня к обеду сегодня.
–Но вы вернетесь раньше.
–В четыре-пять часов.
–Приходите и ешьте здесь.
–Ты снова доволен мной?
–Конечно, нет, – ответил он, улыбаясь. Тогда до вечера: передайте дамам привет от меня и девочек.
Глава XVIII
Я
–Куда ты идешь такая счастливая, – спросил он меня.
–Хотелось бы мне никуда не ходить. Увидеть Эмигдио, который при любой встрече жалуется на мое непостоянство.
–Как несправедливо!
– смеясь, воскликнул он. Несправедливо?
–Что вы смеетесь?
–Бедняжка!
–Нет, нет: вы смеетесь над чем-то другим.
–Вот именно, – сказал он, взяв со столика в ванной расческу и подойдя ко мне. Позвольте мне причесать вас, ведь вы знаете, мистер Констант, что одна из сестер вашего друга – красивая девушка. Жаль, – продолжала она, расчесывая волосы своими изящными руками, – что мастер Эфраим в последнее время стал немного бледнее, ведь буканьеры не представляют себе мужской красоты без свежих красок на щеках. Но если бы сестра Эмигдио знала об этом, она бы не сомневалась.
–Вы сегодня очень разговорчивы.
–Да? И вы очень жизнерадостны. Посмотри в зеркало и скажи мне, что ты плохо выглядишь.
–Какой визит!
– воскликнул я, услышав голос Марии, которая звала мою сестру.
–Действительно. Насколько лучше было бы прогуляться по вершинам бокерона де Амайме и насладиться… великим и уединенным пейзажем, или пройтись по горам, как раненый скот, отгоняя комаров, не обращая внимания на то, что май полон нукеров…, бедняжка, это невозможно.
–Мария тебе звонит, – перебил я.
–Я знаю, для чего это нужно.
–Зачем?
–Помочь ему сделать то, что он не должен делать.
–Можете ли вы сказать, какой именно?
Она ждет, когда я пойду за цветами, чтобы заменить эти, – сказала она, указывая на вазу, стоящую на столе, – и на ее месте я бы не стала ставить туда другие.
–Если бы вы только знали…
–А если бы вы знали…
Отец, звонивший мне из своей комнаты, прервал разговор, который, если бы продолжился, мог сорвать то, что я планировал сделать после последней беседы с матерью.
Когда я вошел в комнату отца, он рассматривал на витрине красивые карманные часы и сказал:
–Это восхитительная вещь, она, несомненно, стоит тридцати фунтов. Повернувшись ко мне, он добавил:
–Эти часы я заказал в Лондоне; посмотрите на них.
–Это гораздо лучше, чем тот, которым вы пользуетесь, – заметил я, осматривая его.
–Но тот, который я использую, очень точный, а ваш очень маленький: вы должны отдать его одной из девушек и взять этот себе.
Не оставив мне времени поблагодарить его, он добавил:
–Ты идешь в дом Эмигдио? Скажи его отцу, что я могу приготовить загон для гинеи, чтобы мы откармливались вместе; но что его скот должен быть готов к пятнадцатому числу следующего дня.
Я немедленно вернулся в свою комнату, чтобы взять пистолеты. Мэри, вышедшая из сада к моему окну, протягивала Эмме букет из монтенегро, майорана и гвоздик; но самый красивый из них, по величине и пышности, был у нее на губах.
–Доброе утро, Мария, – сказал я, торопясь принять цветы.
Она, мгновенно побледнев, отрывисто ответила на приветствие, и гвоздика выпала у нее изо рта. Она протянула мне цветы, бросив несколько к моим ногам, которые подняла и положила в пределах моей досягаемости, когда ее щеки снова раскраснелись.
–Хотите ли вы обменять все это на гвоздику, которая была у вас на губах, – сказал я, принимая последние?
–Я наступил на нее, – ответил он, опустив голову, чтобы поискать ее.
–Все это я дам вам за него.
Он остался в том же положении, не ответив мне.
–Вы разрешаете мне забрать его?
Затем он наклонился, чтобы взять его, и протянул мне, не глядя на меня.
Тем временем Эмма делала вид, что совершенно отвлеклась на новые цветы.
Вручая желанную гвоздику, я пожал руку Марии и сказал ей:
–Спасибо, спасибо! Увидимся сегодня днем.
Она подняла глаза и посмотрела на меня с самым восторженным выражением, какое только могут вызвать в женских глазах нежность и скромность, упрек и слезы.
Глава XIX
Пройдя чуть больше лиги, я уже с трудом открывал дверь, через которую можно было попасть в мангоны асиенды отца Эмигдио. Преодолев сопротивление заплесневелых петель и вала, а также еще более упорное сопротивление столба из большого камня, который, подвешенный к крыше на засове, доставлял мучения прохожим, держа это необычное устройство закрытым, я счел за счастье не увязнуть в каменистой трясине, почтенный возраст которой определялся по цвету застоявшейся воды.
Я пересек небольшую равнину, где среди болотных трав преобладали лисий хвост, кустарник и камыш; здесь бродили бритохвостые лошади, бегали жеребята и размышляли старые ослы, настолько изрезанные и изувеченные в результате перевозки дров и жестокости их погонщиков, что Бюффон был бы озадачен, если бы пришлось их классифицировать.
Большой старый дом, окруженный кокосовыми и манговыми деревьями, с пепельной покосившейся крышей возвышался над высокой и густой рощей какао.
Я не исчерпал всех препятствий, чтобы добраться туда, так как наткнулся на загоны, окруженные тетиллалем, и там мне пришлось перекатывать крепких гуадуа по шатким ступенькам. На помощь мне пришли два негра, мужчина и женщина: он был одет только в бриджи, на его атлетической спине блестел пот, присущий его расе; на ней была синяя фула, а вместо рубашки – платок, завязанный на затылке и перетянутый поясом, который прикрывал грудь. На обоих были тростниковые шляпы, которые от долгого использования быстро становятся соломенного цвета.