Марк из рода Давида
Шрифт:
«Куда бы ты пришел? — с иронией спрашивал Арон, стараясь не пропустить нужный поворот дороги. — В Палестину, где евреев и не было почти? Дай срок, соберется здесь весь народ, тогда, может быть, и Мессия явится».
«Я — Мессия», — утверждал Марк.
«Из рода Давидова?» — подначивал Арон. Он не был религиозен, отец его привез из далекой России вместе с домашним скарбом груз социалистических идей, и Арон проникся ими с детства, он читал, конечно, что Мессия должен быть потомком самого царя Давида, но больше, пожалуй, не знал ничего.
«Из рода Давидова, —
«Держись!» — крикнул Арон и надавил на педаль газа с такой силой, что в моторе, казалось, что-то хрустнуло. Грузовичок, будто конь, поднятый на дыбы, рванулся вперед, и только тогда Марк, похоже, услышал выстрелы. Лопнуло стекло, но никого не задело, а за поворотом уже не стреляли.
«Пока обошлось», — сказал пассажиру Арон.
«Ничего с нами не случится, — сказал Марк. — Во всяком случае, ничего не случится с тобой».
Арон в этом сильно сомневался.
Когда по сторонам потянулись одноэтажные дома, стоявшие вдоль Яффской дороги, он спросил:
«Обратно сам будешь выбираться?»
Марк повернул к Арону одухотворенное лицо.
«Нет, — сказал он. — Я пришел. Теперь вы — все вы — пойдете за мной».
«Ну да, конечно, — кивнул Арон. — А откуда нам знать, что за тобой нужно идти?»
«Я — Мессия», — сказал Марк.
«Чем докажешь?» — они уже почти достигли цели путешествия, и Арон позволил себе быть бестактным и грубым.
«Мессия, — сказал Марк, — это тот, кто всех победит».
«Тогда понятно», — кивнул Арон и хотел добавить еще какую-нибудь колкость, но улица впереди была перегорожена большими камнями, не проехать, и он остановил машину.
«Спасибо тебе», — сказал Марк и спрыгнул из кабины на брусчатку.
Он пошел, не оглядываясь, в сторону Яффских ворот, и только тогда Арон вспомнил, что настоящий Мессия должен въехать в Иерусалим на белом ослике. Значит, этот — не настоящий. Почему-то, когда Марк находился рядом, эта простая мысль в голову не приходила.
Арон развернул грузовик, на узкой улице это было непросто сделать, и все его внимание сосредоточилось на управлении. Потом он все-таки оглянулся — Марк стоял посреди проезжей части, и было в его позе что-то нелепое, Арон не сразу понял, почему ему так показалось. И только когда Марк упал, широко раскинув руки, Арон услышал выстрелы — даже не выстрелы, пожалуй, а эхо, будто сигнал о том, что непоправимое уже случилось.
x x x
На этом рассказ заканчивался, и я несколько раз спрашивал у деда: а что дальше? Когда я был мальчишкой, дед отвечал, что дальше я узнаю, став взрослым. А когда я наконец повзрослел, дед отвечал на мой вопрос так: если ты сам не понял, то тебе и объяснять ничего не надо.
Он и не объяснял — никогда. Рассказ жил своей жизнью в полиэтиленовом пакете, а у нас была своя жизнь, другая. Мне было интересно, почему дед придумал эту историю с Мессией, неправдоподобную и в литературном отношении беспомощную. Я не задавал этого вопроса прямо, но дед сам все прекрасно понимал, и время от времени, когда мы оставались одни, говорил: «Не рассказ плох, а рассказчик. Не история странная, а историк, не способный изложить события так, как они происходили на самом деле».
— Десять… — повторил дед. — Шломо, я действительно привез в Иерусалим Мессию.
— Конечно, — кивнул я, отведя взгляд.
— Тогда я этого не понимал, — продолжал он тихим голосом, в груди у деда что-то хрипело, он поморщился и, подняв свои худые руки, сложил их там, где сердце, будто защищался от чего-то невидимого.
— Тогда я не понимал, — продолжал он, — но силу его ощутил. Силу и страсть… И уверенность. Я не смог передать это своими словами… Я плохо владел словом… А как еще иначе я мог… Мессия пришел в Эрец Исраэль, и его убили.
— Ну, — не удержался я, — значит, это был не Мессия. Мессия — это тот, кто всех победит. Мессию убить невозможно.
— Невозможно, — повторил дед. — А ты мне скажи, почему я ничего не помню из того, что произошло потом? Будто сознания лишился и в себя пришел только тогда, когда вернулся домой. Один. Вечером. Где я был целый день? Что стало с Марком?
— Рассказ твой заканчивается…
— Да, Марк умирает, и это конец рассказа. Но я просто не знал, что было потом. Тогда я не смог этого узнать. На другое утро уехал в Тель-Авив… И долгие годы не до того было. Война, киббуц, опять война и опять киббуц… В промежутке, когда я раненый лежал дома, написал эти рассказы. И опять война… А однажды я понял, что годы уходят, и нужно понять, наконец, что случилось в тот день, в июле сорок седьмого.
Дед перестал растирать себе грудь и ткнул в меня костлявым пальцем.
— Ты ведь у нас в роду единственный ученый, — сказал он. — Я всегда думал, что только ты поймешь… Разве ты не видишь — он действительно всех победил…
— Кто? — спросил я.
— Он. Марк из рода Давида. Мессия.
— Ты же написал, что его…
— Да какая разница? Почему вы все решили, что Мессия явится в образе человека? А если и явится, как человек, то сохранит ли свой образ? Мессия — это божественное послание народу. Мессия — это путь. В конечном счете он и есть сам народ Израиля. Все остальное — образы, фантазии, как мой рассказ.
— Пожалуйста, — сказал я, — не нужно так нервничать.
— Ах, оставь! — прохрипел дед. — Мне уже все можно. Я собирал эту мозаику, и только сейчас… когда понял, что пора уходить… все сложилось.
— Да-да, — сказал я.
— Он пришел в июле сорок седьмого, — голос у деда сел, слова утратили звучность, они будто выползали из полураскрытого рта, и мне пришлось наклониться, чтобы ничего не упустить. — В том же месяце… именно тогда… в комиссии ООН был согласован наконец план окончательного раздела Палестины. И было решено, что евреи получат свое государство. Опубликовали план в конце августа, но решение принято… я узнавал это… говорил с людьми, которые знали, что происходило на комиссии… да, решено все было в июле. Даже точнее — семнадцатого числа, в тот день, когда я повез Марка в Иерусалим. И оставил его там. Навсегда.