Марк Твен
Шрифт:
Дан де Квилли тяготел к мистификациям и фантастическим сюжетам, вплетал, например, в свой репортаж сообщение о том, что в горняцком лагере появилось привидение. Была сильна у него и общественная «струнка». Он смело вставал на защиту бесправных китайцев, нападал на полицию, на правительственные учреждения. Твен любил «старика Дана» за смелость, за полет фантазии; его собственный стиль был еще угловатым, лишенным литературной тонкости. Манера, Марка Твена с ее иносказательностью приводила к тому, что читатели не всегда понимали его юморески или понимали не так, как желал автор.
Работа с Даном де Квилли заполняла пробелы журналистского воспитания Твена: он учился писать проще и яснее.
Твен охотно общался с весельчаком, забиякой и задирой Стивом Гиллисом, которому ничего не
Со Стивом Гиллисом Марк Твен «упражнялся» в бесчисленных проделках, бражничал и распевал на улице им сочиненные сатирические непристойные стихи, задирающие «видных» горожан. Одну из таких песен — богохульную и дерзкую — друзья распевали уже в Сан-Франциско, куда молниеносно должны были оба переселиться: им грозило тюремное заключение за вызов на дуэль некоего Катлера. По законам Невады, дуэлянтов сажали в тюрьму. Марк Твен и Стив Гиллис — зачинщики дуэли — с первым дилижансом отправились в Сан-Франциско (в мае 1863 года). Раблезианский рассказ Марка Твена «1601» имел свой прототип в той песне, которую Твен и Гиллис распевали на улицах Сан-Франциско.
Неугомонный Стив Гиллис изувечил кабатчика в драке, был привлечен к суду; Твен взял друга на поруки, а тот сбежал и не явился на суд. Пришлось бежать и Твену. Оба скрылись у Джеймса Гиллиса — брата Стива, старого золотоискателя, жившего в горах. Знакомство с Джеймсом было приятным. Он имел много хороших книг и был большим знатоком западных юмористических сказок-небылиц. По вечерам Твен с огромным удовольствием слушал искусного рассказчика. Днем искали золото, которого так и не нашли.
Среди литературных знакомств Твена в Вирджиния-Сити интересным было общение с Артимесом Уордом (настоящее имя Чарльз Фаррар Браун).
Артимес Уорд был в зените славы, его комические лекции пользовались большой популярностью. Но и Марк Твен к тому времени уже составил себе имя; его статьи перепечатывали другие газеты с очень лестными для автора заголовками. «Дикий юморист прерий», как назвал Уорда Твен, встретился с «буйным юмористом Тихоокеанских Склонов» — титул, которым газеты одарили самого Марка Твена. Встреча удовлетворила обоих. Твен был в восторге от комической манеры Уорда-лектора, а Уорд был очарован литературным «братством» Вирджиния-Сити настолько, что прожил в городе вместо двух дней несколько недель. Позже в письме к Твену он вспоминает время, проведенное в обществе виргинских журналистов, как «яркое пятно своей жизни». Твен тоже не забыл этих дней и в письме к Олдричу в 1871 году подробно описал один из вечеров с участием Гудмена, Уорда и других, когда много было читано стихов, выпито вина и выпущено острот [42] .
42
«Mark Twain's Letters», v. I, p. 183.
Марк Твен считал Уорда отличным артистом-рассказчиком и особенно восхищался его уменьем выдерживать паузы. Позже и сам Твен мастерски владел «искусством паузы» (его выступления с негритянской легендой «Золотая рука»). Твен очень правильно расценил обаяние комических лекций Уорда: оно заключалось в его манере, а не в материале. Манера Артимеса Уорда — подчеркнутое «простачество» рассказчика, введение комических недоразумений, использование диалектов, обыгрывание нелепых и абсурдных положений, пародирование библейских текстов — резко отличалась от канонизированных и общепринятых литературных форм. Это было замечено литературной общественностью Запада, об этом трубили газеты, предсказывая Уорду великую будущность. Но он не оправдал надежд.
В буржуазном литературоведении не раз поднимался вопрос о влиянии Уорда
В этом смысле можно говорить о литературной школе западных юмористов, первыми представителями которой были Артимес Уорд и Марк Твен. Вместе с тем, на наш взгляд, между ними существовала и качественная разница, явившаяся причиной того, что Уорд остался безвестным, а Марк Твен стал гордостью национальной литературы. Уорду не хватило таланта ввести живой народный юмор в литературу, не растеряв его очарования. Рассказы Уорда в печати выглядели бледными, худосочными, лишенными красок и юмора: он механически переносил в литературу приемы устного юмористического рассказа.
У А. М. Горького есть замечательно емкая характеристика народных и литературных форм языка:
«Деление языка на литературный и народный значит только то, что мы имеем, так сказать, «сырой» язык и обработанный мастерами» [43] .
Артимес Уорд переносил «сырой» язык в литературу, Марк Твен избежал этой ошибки.
Жизнь и работа в Сан-Франциско столкнули Марка Твена с новой группой писателей-журналистов. Это был круг литераторов, группировавшийся вокруг первого периодического калифорнийского издания «Голден эра». Марк Твен попеременно сотрудничал то в газете «Голден эра», то в «Калифорнией», но с гораздо меньшим успехом (у редакторов, зависимых от местных дельцов, — не у читателей), нежели в Виргинии. В Сан-Франциско у него оказалось больше времени заниматься техникой литературной работы, чем в шумном горняцком лагере. Он вошел в круг литераторов Сан-Франциско как журналист «с именем», хотя многие из них обладали большим литературным опытом, чем Твен. «Он никому не подражает. Он — сам школа», — почтительно отозвался о Марке Твене один из молодых писателей Сан-Франциско Фитцхьюг Людлоу.
43
А. М. Горький, О литературе, «Советский писатель», М. 1937, стр. 220.
В начале 60-х годов Сан-Франциско представлял собою литературный центр запада США: «Калифорнией», по характеристике Марка Твена, в 1864 году была «лучшей еженедельной литературной газетой в Соединенных Штатах» [44] . Главным сотрудником в ней был Брет Гарт. Он был наиболее видной фигурой и в литературном содружестве Сан-Франциско. В эти годы в «Калифорнией» сотрудничал и молодой Амброз Бирс.
Встречу с Марком Твеном Брет Гарт описывает так:
«Он имел удивительную голову: курчавые волосы, орлиный нос и орлиные глаза — такие, что даже второе веко не удивило бы меня, — необычайная натура! Брови у него были густые и кустистые, одет он был небрежно, и его главной чертой было величавое равнодушие к окружению и обстоятельствам. Барнс представил его как мистера Сэма Клеменса и сказал, что он показал необычайный талант в ряде газетных статей, подписанных «Марк Твен» [45] .
44
«Mark Twain's Letters», v. I, p. 100.
45
См. A. Henderson, Mark Twain, p. 45–46.
В Сан-Франциско Марк Твен провел более двух лет. Новая среда оказала заметное воздействие на формирование таланта молодого журналиста. Оно заключалось в расширении общекультурных знаний, в выработке навыков в области литературной техники, которых так недоставало Твену, в становлении литературных вкусов, в лучшем использовании фольклорных сюжетов. Учителем Марка Твена оказался Брет Гарт, более опытный литератор, чем начинающий Твен. Об этом свидетельствует письмо Марка Твена к Олдричу в январе 1871 года.