Марк. Заберу ее себе
Шрифт:
Внезапно Марк падает вниз, тяжело ударяясь о пол. Я кричу, наклоняясь к нему. Подношу руку к его голове сбоку, над ухом. Там влажно. Мне кажется, я опять кричу, когда смотрю на свои окровавленные пальцы. Я поднимаю глаза на отца. Он держит свой пистолет прикладом вперед, и с него капает кровь.
— Ты ударил его прикладом? — Гнев нарастает во мне и побеждает панику.
— Марк! О Боже, детка! Ты в порядке? — Я наклоняюсь к нему, пытаясь привести его в чувство. Его глаза открыты, но они затуманены и, определенно, не сфокусированы.
— Отойди
— Я… в порядке, — вяло говорит Марк. Он медленно встает, тряся головой.
— Может, сейчас ты и в порядке, но скоро не будешь, — говорит папа. — Скоро от тебя не останется живого места, ублюдок, — добавляет он, поднимая пистолет и прижимая его прямо к голове Марка.
— Не делай этого здесь. Пусть София сначала уйдет, — хрипит Марк, и именно тогда страх по-настоящему захватывает мое сердце.
— Нет! Папа! Прекрати это! Я люблю его! Ты не можешь ранить его!
— Отодвинься от него и иди в душ, София.
— Нет!
— Ты хочешь, чтобы мои люди видели, в какую шлюху превратил тебя этот подонок? — Рычит папа.
Его слова пронзают меня и лишают воздуха, как если бы он ударил меня. Я не успеваю ответить, потому что внезапно раздается жуткий звук, напоминающий мне раненого медведя. Марк кидается к отцу. Ему явно все равно, что он совершенно голый.
— Никто не смеет называть Софию шлюхой. Я убью тебя! — кричит он и набрасывается на папу, сбивая его с ног. Пистолет выстреливает, и я истошно кричу, как раз в тот момент, когда дядя Рустам обхватывает меня руками и тащит прочь, отрывая от пола.
Эхо выстрела вибрирует в моих ушах, я пытаюсь вырваться, чтобы увидеть, что произошло, когда люди отца окружают его и Марка, полностью закрывая мне обзор. Рустам хватает покрывало с кровати и, заворачивая меня в него, выводит силком из комнаты.
Меня начинает трясти мелкий озноб, когда он усаживает меня на диван и сует мне в руку стакан воды. Сижу в оцепенении, за дверью спальни слышен только гул мужских голосов и какая-то возня. Не сразу соображаю, что из спальни выходит Никита и кладет мое платье рядом со мной на диван.
— Как он? Он… он не… — мой голос срывается на хрипящий свист.
— Кто именно? — спрашивает Никита.
— Резко вздергиваю голову в его сторону, не решаясь ответить на этот вопрос. Потому что до меня вдруг доходит, все это время я беспокоилась только о Марке. Я совсем не думала, что пострадать мог отец.
Я ничего больше не спрашиваю, боясь услышать ответ. Опускаю голову на колени, прячась в своих ладонях от реальности. Из оцепенения меня выводит громкий щелчок двери, когда Никита снова возвращается в спальню. Я бросаю свирепый взгляд на Рустама, давая понять, что ему не остановить меня и кидаюсь к двери.
МАКСИМ
Я снова бью ублюдка прикладом пистолета. Он истекает кровью. Но
— Пытаешься превратить мою дочь в свою шлюху? Думаешь, что можешь прийти на мою территорию и связываться со мной? Я раздавлю тебя. Я разрежу тебя на такое количество гребаных кусочков, что никто никогда не соберет тебя.
— Папа, не надо. Я люблю его! — кричит София, врываясь в комнату.
Марк ничего не говорит, даже когда я пинаю его снова и снова. Он уже вышел из игры. Надеюсь, что этот мудак мертв, но сомневаюсь, что так легко отделаюсь от него.
Вижу, как моя дочь пытается добраться до него, когда рука Давида перехватывает ее. Ее взгляд перемещается на меня и останавливается на моем лице. Я оглядываю ее, пытаясь определить, не ранена ли она, и то, что я вижу, вызывает у меня тошноту. Лицо и шея моей малышки в сперме этого подонка.
— Господи! Что он с тобой сделал, София?
— Я люблю его! О боже, ты его застрелил? Неужели он мертв? — она плачет, пытаясь вырваться из рук Давида.
— Я надеюсь на это, но если нет, я позабочусь, чтобы он был таковым, — говорю я ей. — Иди в душ и приведи себя в порядок, прежде чем я отвезу тебя к твоей матери.
— Я никуда не поеду. Вызови скорую для Марка! Немедленно!
— Единственная вещь, которую я бы вызвал для него — это катафалк, но ему он тоже не понадобится. Я позволю воронам съесть его.
— Ты сейчас же приведешь для него помощь, или я никогда тебя не прощу.
— Я могу с этим жить. А теперь тащи свою задницу в душ.
— Нет. Вызови скорую!
— Давид, иди брось ее в душ.
— Э-э… Босс…
— Господи, — рычу я, когда становится ясно, что Давид не собирается выполнять мой приказ. Я перешагиваю через окровавленную голову ублюдка на полу и иду к своей дочери. Ее тело становится твердым, когда я приближаюсь к ней.
— Если ты только прикоснешься ко мне, я заставлю тебя пожалеть об этом, — произносит она тихим голосом, наполненным гневом и ненавистью.
Я игнорирую ее и забираю из рук Давида. В следующий момент ее нога поднимается и, со всей силой, на которую она способна, она бьет меня по яйцам.
Черт!
Это адски больно. На минуту мне кажется, что меня сейчас вырвет. Я перебрасываю Софию через плечо и несу ее, брыкающуюся и кричащую, в ванную.
— Если ты не поможешь ему прямо сейчас, папа, я клянусь, я никогда тебя не прощу! — повторяет она.
Продолжаю игнорировать ее крики и ставлю на пол в ванной.
— Смой с себя это немедленно. Мне не нужно напоминание о том, что моя дочь вела себя как последняя шлюха с мужчиной, который слишком стар для нее, не говоря уже о том, что он приковал ее наручниками к рулю. Господи, София, о чем ты только думала?