Маркета Лазарова
Шрифт:
Часа через три снова завидели Козликовы дозорные поспешающих всадников и схватили того, у кого конь больше других изнемог и плелся сзади. Пленник оказался из тех, кто преследовал немецкого дворянина. Парень был, по-видимому, откуда-то из пограничья, а может, шибко ученый? Так или иначе, говорил он на обоих языках свободно, и трудно было догадаться, который из них его родной. Ян вывернул ему руку в запястье и отобрал оружие.
Увы, чужак ничего не мог сказать о королевском войске. Немецкие наемники гонялись за своей жертвой, рыскали по полям, а потом выбрались на имперскую дорогу, но проехали по ней всего две мили. Ничего не выведав, завели разбойнички оруженосца в лес и, связав, бросили
Проезжие дороги наверняка предназначены для надобностей войска, но ходят по ним и крестьяне. Глянь-ка, один из них как раз возвращается к себе домой. Продал в городе шерсть и теперь торопится, озабоченный, как бы донести в целости денежки, поскольку им-то и угрожает опасность. Бедняжка, мешочек с деньгами он держит за пазухой.
Эх, брат, распростись-ка со своим золотишком! Знатный рыцарь размозжит тебе голову, и денежки — тю-тю!
Ан нет, не зря, видно, мужичонка молился святому Мартину — заступнику от разбойных нападений. А может, господу богу, прозревшему его душу, жадную до денег, угодно было отпустить его, дабы шел себе с миром и не был обобран?
Ну, разумеется, он ответил на все вопросы, и обстоятельные его ответы в некотором роде соответствовали истине. Когда он досказал, кивнул Ян челядинам, чтобы отпустили вожжи, и слуги, вытянув лошадей веревкой, прокричали мужику прямо в уши: «Пошел! Пошел!»
Поздним вечером воротился Ян на Рогачек. А мужицкий возок, такой счастливый, весь мохнатый от шерсти, меж тем тарахтит по дороге к дому.
Сказано когда-то, что агнец приносит счастье, и нам это изреченье по вкусу.
У Козлика для укрытия кладов был тайник в труднодоступном месте — на болоте посреди лесной чащи. Служил он надежно в те беспокойные времена, когда король либо соседи донимали разбойника. Нынче снова разложил Козлик свои сокровища и все, что не могло уместиться в повозках, укрыл в лесной сокровищнице. Кружа возле заветного места, Козлик поджидал, пока опустится сумрак, и вышло так, что задержался он дольше, чем Ян. Вошел в дом весь перемазанный грязью, отчего страшная его образина выглядела вдвое страшнее.
Молоденький немецкий дворянин, который столь превосходно держался в седле, теперь был бледен, как плат. Он стоял возле очага, а Козликовы сыновья да их сестренки и прочие дамы одаряли его всяческим вниманием. Иржи освещал его лицо и заставлял поворачиваться в разные стороны. Затея слишком уж смахивала на пытку, однако господь бог знал, что зло творится для того лишь, чтобы совершилось дело ангельское. Господь наш время от времени наделяет людей — при всей их дикости — лучезарным, безрассудным и возвышенным чувством, которое, возвеличивая, приближает их к богу. Вселяет он в людские сердца любовь, о которой говорят, что она — венец жизни. Лучина опалила юному немчику брови, но он увидел то, что показал ему господь. Очаровательную Александру.
Глава Вторая
Козлик был отъявленный гордец, сыны удались в него, а вот как повесть говорит о дочках?
О, нисколько не лучше! Увы! По слухам, характер у них ведьминский, они грубы, и прелесть ничуть не мешает им предаваться сомнительным увлечениям. Место их — у костра, однако дикарки более помышляют о ратных подвигах, нежели о смиренном труде у кухонного очага. Право, нечему радоваться, однако не умолкают их смех да хихиканье, а ведь на дворе уже ночь. Болтают о пленном немчике и издеваются над ним, и нет в их речах даже намека на какие-то приличия. Катержина буйствует и на все лады твердит имя чужака: Кристиан, Кристиан, Кристиан. Вторая разражается хохотом при виде ослепительно чистеньких рук чужестранца. Не оставляют они без издевки и его манеру одеваться, даже драгоценный перстень
О, пусть вас не слишком возмущают эти кривляющиеся красотки, может, им как раз и предстоит узреть лик божий, а мы, чернильные души, пожалуй, сгинем бесславно.
Александра ничем не выделялась среди сестер, разве была более хрупка. Цвет лица ее подобен снегу, подрумяненному вечерним закатом, а нынче она прехороша собой, ибо любовь уже осенила ее своим крылом. Она смеялась вместе с сестрами, но средь веселья на нее вдруг напала грусть и защемила душу тоска. Она опасалась, что это болезнь, ибо досель ей было неведомо душевное смятение, когда в одном чувстве перемешиваются любовное томление и досада, нега и стыдливость.
Ни Козлик, ни любезные братцы с сестрами знать не знают, ведать не ведают, что такое любовь. Однако ее ангел, пришедши незван, уже вырезает сердце на шершавой коре вяза. Приговаривает что-то себе под нос, рисуя вензеля Александры и Кристиана.
Рогачек объят сном. Козлик храпит, как и пристало господам, которые чувствуют себя в полной безопасности. Он укрыт шкурами, раскинул руки, и нос у него задран кверху.
Миколаш спит на лавке, но немногого стоит такой отдых. Жажда мести гонит от него сон и не дает покоя. Проклятье! Вот если бы приоткрылся левый глаз, если бы воротились силы, парень тотчас поспешил бы следом за Лазаром! Но, милостивые государи мои, не видит глаз ничегошеньки, голова раскалывается от боли, а на веках и вокруг глазниц, словно тесто в деже, растет опухоль.
Заглянем, однако, на женскую половину.
Кое-кто из женщин баюкает детей; здесь душно, воняет младенцами и молоком.
Александра все еще не сомкнула глаз. Душа ее кружит, словно в обмороке, и замирает. Бедняжке ничем уже не помочь, и это верный признак любви. О, да сбудутся ее желания! В сарае, где хранится подстилка для скота, дрожит от холода Кристианов преследователь. А как же иначе? Ведь он слуга и прислуживал своим господам. Сам он ничего не имел против графчика. Да так уж выходит, что баронская челядь и капитановы слуги должны разделять и господскую ненависть. Ворочается слуга с боку на бок, не в силах взять в толк, откуда сыпятся несчастья на таких, как он, горемык. Берет его досада, что не ослушался. Рука болит, потому как Ян — верзила. А Кристиан — очень мил.
Ах, Кристиан! Все забыли про него, никто ни о чем не спросил, никто не сказал, где голову приклонить. Его преследователь, что спит в сараюшке, мог бы многое о нем рассказать. Кристиан — рыцарь, и древностью рода заткнет за пояс здешних господ, от которых прямо разит конюшней. Граф, обретя столь неожиданных пособников, пребывает в растерянности.
Пересаживаясь с лавки па лавку, Кристиан дождался рассвета, он с радостью обратился бы в бегство. Однако перед окнами маячит тень кого-то из разбойничков. Кристиан гневался на неблагодарных чехов; любовь к Александре отзывалась досадой.
Кристианом мы завершим перечет всего сущего на Рогачеке.
Поутру началось переселение. Еще темно на дворе, а Козлик выкрикивает свои приказы: «Подтяни подпругу! Выводи коней! Ящики и бочки сюда! К повозкам!»
Молодцы бегают, не чуя под собой ног, и каждый старается изо всех сил. Ни женщины, ни девицы не сидят без дела. Одна подносит корзину, другая — одеяла и утварь кочевников.
Наконец все садятся на коней и в повозки. Девицы вскакивают в седла как ландскнехты; женщины с ребятишками на руках размещаются под парусиновой крышей возков; мальцы забираются на запятки, только Александра опаздывает. Позовет ли Козлик Кристиана следовать за ними? Вспомнит ли о чужаке из неметчины?