Маркиз де Карабас
Шрифт:
— Какая честь, господин де Морле! — именно так обратился он к гостю. — Я слышал о вашем прибытии в Шавере. Позвольте вам сказать, что я восхищен вашим мужеством.
Кантэн поклонился.
— Постараюсь не разочаровать вас.
— Вы слишком любезны. Чем могу служить?
— Насколько мне известно, ничем. Скорее наоборот.
— И опять-таки вы слишком любезны. Мы слышали, что вы выкупили Шавере у нации.
— Оказалось, что это самый простой способ получить его.
— Возможно и простой. Но чреватый немалым риском. Вы, разумеется, помните
— Едва ли оно применимо ко мне.
— С вашего позволения, сударь, но применимо к любому, кто покупает ворованное добро.
— Но не в том случае, когда оно было украдено у него самого.
— Понимаю, — Констан нагло вскинул брови. — Вы придерживаетесь такой точки зрения.
— А какой точки зрения придерживаетесь вы, сударь?
— Едва ли это имеет значение. А то, что имеет значение, заключается в следующем: в последнее время дела покупателей национальной собственности идут не слишком гладко. Вот и в вашем случае: шуаны могут вспомнить, что наш кузен господин де Буажелен, которого они очень почитали, пал от вашей руки. Ох уж эти шуаны! Они очень памятливы, да к тому же еще и мстительны. Я не хочу вас пугать, — прибавил он, криво усмехнувшись, — и, как я уже сказал, вашим мужеством невозможно не восхищаться.
— Равно как и поколебать его, — любезно ответил ему Кантэн. — А что касается Буажелена, то всем известно, что я убил его в честном поединке.
— Честный поединок! — голос Констана вдруг задрожал от гнева, однако он быстро справился с собой. — Как не прискорбно, но я должен внести резкую ноту в нашу дружескую беседу и напомнить вам, что вы являетесь учителем фехтования.
— Но не в тех случаях, когда я защищаю свою жизнь. Позвольте же и мне напомнить вам, что Буажелен был опытным дуэлянтом.
— Вы знали об этом. Он же о вашей профессии не знал.
— Вполне допускаю. Его друзья проявили странную небрежность или излишнюю откровенность.
— Его друзья?
В глазах Констана блеснул стальной холод.
Но Кантэн уже отвернулся от него. Он слышал, как открылась дверь, и через мгновение оказался лицом к лицу с мадемуазель де Шеньер.
— Кантэн... кузен Кантэн!
Он склонился к руке Жермены и поднес ее к губам; госпожа де Шеньер с важным видом входила в комнату, позади, застыв от удивления, стоял Констан.
— Жермена!
В возгласе пожилой дамы звучало неодобрение и призыв к сдержанности. Затем в выражениях, которые вполне могли быть позаимствованы у ее сына, она обратилась к Кантэну:
— Господин де Морле, если не ошибаюсь?
— Ваш покорный слуга, сударыня.
— Мне сказали, что вы здесь. Интересно, что привело вас к нам?
— Не что иное, как естественное желание засвидетельствовать вам свое почтение, — с холодным достоинством ответил Кантэн.
Жермена стояла рядом с ним. Она все поняла, и ее внимательный взгляд останавливался то на тетушке, то на кузене.
— Вы оказываете нам честь своим визитом, — заявила она таким тоном, будто бросала вызов обоим.
— То же самое говорил господину де Морле и я, — рассмеялся Констан. — Я должен при первой же возможности ответить любезностью на любезность.
— Мы не были там с тех пор, как ваши друзья-республиканцы переселили покойного маркиза, — сказала госпожа де Шеньер.
— Мои друзья-республиканцы! О, сударыня, я и не знал, что заслужил дружбу приверженцев Республики.
— Но раз благодаря ей вы вступили во владение Шавере...
— Нет-нет, — перебил Констан, — вы все забыли, сударыня. Господин де Морле находится там на правах лица, купившего имение. Когда вы вошли, я объяснял ему, с какими опасностями сопряжена покупка национальной собственности.
— Возможно, — сказала Жермена, — для владения им у кузена Кантэна есть и более весомые права.
— Разве могут быть более весомые права, — поинтересовался Кантэн, — нежели те, что подтверждены актом купли и продажи?
— При условии, — напомнил Констан, — что продавец имеет законное право оформлять подобные акты. Именно это и ставит господина де Морле в столь щекотливое положение.
— Вы повторяетесь, Констан, — холодно заметила Жермена.
— Про общеизвестную истину нельзя сказать, что ее повторяют слишком часто.
— И про общеизвестную ложь — тоже.
— Жермена! — в ужасе воскликнула тетушка мадемуазель де Шеньер и с лицемерной улыбкой обратилась к Кантэну: — Извините этого ребенка, господин де Морле. Очень молодые люди излишне категоричны в вопросах, которых они не понимают.
— Смею вас уверить, сударыня, что, на мой взгляд, мадемуазель прекрасно разбирается в вопросе, о котором идет речь.
— Опасная рыцарственность, сударь.
— Где нет опасности, там не может быть и рыцарственности.
— Поскольку вы знаете толк и в том, и в другом, — сказал Констан, — оставим этот разговор.
Наступила пауза. Кантэн мог бы сделать вид, что не замечает враждебных взглядов и нарочитых лицемерных улыбок Констана и его матушки, но не мог игнорировать то обстоятельство, что ему не предложили сесть. Он не жалел, что приехал, но понял, что пора откланяться.
— Не стану и дальше обременять вас своим присутствием, — сказал Кантэн.
Они разразились протестами, каждым словом, каждой интонацией давая понять, что все это пустая формальность. В глазах Жермены зажегся гнев.
— В ближайшее время ждите меня в Шавере, — при расставании уверил Констан незваного гостя, и слова его, сказанные с нескрываемой издевкой, звучали в ушах Кантэна, пока он не вернулся домой.
Глава V
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
На следующее утро, когда погруженный в мрачную задумчивость Кантэн сидел за завтраком, в столовой неожиданно появился Шарло и доложил о приезде мадемуазель де Шеньер.