Маркиз де Карабас
Шрифт:
Жермена легкой, решительной походкой вошла в комнату. На ней была одета длинная амазонка английского покроя, голову покрывала элегантная треуголка, из-под которой струились тугие золотистые локоны.
Теперь рядом никого не было, Кантэн не ограничился поцелуем кончиков пальцев, но заключил девушку в объятия, на что она ответила радостным смехом.
— Как мило, что вы приехали ко мне, Жермена! И так быстро! Это просто замечательно.
— Я не могла ждать.
Она осторожно высвободилась из его рук.
Жестом отказавшись от приглашения разделить с ним трапезу, Жермена
— Зачем вы приезжали вчера в Гран Шэн?
— Вы, конечно, полагаете, что я хотел повидать госпожу де Шеньер и милого славного Констана.
— С вашей стороны это было неразумно. Неужели вы забыли, о чем я предупреждала вас в Лондоне?
— Но я должен был увидеться в вами. Для этого я и приехал во Францию. Ну а что касается опасности... — Кантэн пожал плечами. — Если Констан замышляет против меня недоброе, то я готов постоять за себя. Мой вчерашний визит не облегчает, но и не усложняет его задачу.
Жермена грустно улыбнулась.
— И все же было бы разумнее проявить побольше терпения. И неожиданно она задала вопрос, показавшийся Кантену довольно странным:
— Кантэн, вы очень дорожите Шавере? Он с удивлением взглянул на нее.
— Он будет вашим домом, Жермена.
— Я не претендую на это. Гран Шэн принадлежит мне и вполне меня устраивает. Тогда как Шавере... Он не принесет вам счастья, Кантэн. С тех пор, как вы предъявили на него свои права, вашей жизни грозит опасность. Мне страшно за вас.
Она бросила хлыст и шляпу на стол и подошла к Кантэну.
— Откажитесь от него. Пусть им владеют те, кто так стремится к этому и кто для достижения своей цели не остановится перед убийством. Возвращайтесь в Англию. Возвращайтесь, если вы меня любите, Кантэн. Пока вы здесь, я не буду знать покоя. Вы занимаетесь почетным ремеслом, и оно позволяет вам жить в полном достатке. Вернитесь к нему. Ждите меня в Лондоне, как и я буду с нетерпением ждать того дня, когда смогу приехать к вам.
Слова Жермены ошеломили молодого человека.
— Покинуть Шавере? Отказаться от своих законных прав только потому, что мне угрожают? Это все равно, что советовать мне праздновать труса. Неужели вы действительно могли бы уважать меня, если бы я склонился перед злом, вместо того чтобы защищать то, что по праву мне принадлежит? Какой совет вы мне даете, дорогая?
— Совет женщины, которая хочет спасти от смерти спутника своей жизни.
— И вы сочли бы возможным, чтобы им стал трус? Умерьте ваши страхи. Меня ничуть не беспокоят угрозы наших кузенов. Я знаю, как к ним относиться. Если господа де Шеньер находят мое существование на этом свете неуместным, то я намерен сколь возможно долго докучать им этой неуместностью, а любая их попытка положить ей конец дорого им обойдется.
— Вы думаете лишь о себе и о своей гордости, Кантэн, — пожаловалась Жермена, — и совсем не думаете обо мне.
— Разве отказ отступить перед их преступной алчностью означает проявление гордости?
— Здесь дело не только в преступной алчности, как вы ее называете, Кантэн.
— А в чем же? — спросил он.
— Они... они не верят, что вы имеете право на титул маркиза де Шавере. Здесь они искренни. Я знаю.
— Не верят! — в смехе Кантэна прозвучал гнев. — Не верят, когда все документы подтверждают мои права!
— С точки зрения закона — да. Но...
— Но что?
— Именно потому, что у них нет надежды одержать победу законным путем и уничтожить ваши притязания, они кончат тем, что уничтожат вас самого.
— Это мне понятно. Но...
— Вы желаете, чтобы я выразилась яснее? — в ее голосе прозвучала боль. — Они не верят, что вы — сын своего отца.
— Вы объясняете одну загадку при помощи другой. Чьим же еще сыном можно быть?
Но едва вопрос слетел с уст Кантэна, как он сам нашел ответ.
— Боже милостивый! — воскликнул он.
— О, простите меня, Кантэн! Я знаю, вам больно слышать такие слова. Но я должна была сказать вам все.
— И я благодарен вам.
Голос молодого человека дрожал от возмущения. Порывистым жестом он показал на висевший над резным дубовым столиком портрет Бертрана де Морле де Шеньера, маркиза де Шавере, работы Буше [Буше, Франсуа (1703-1770) — великий французский художник и гравер, автор множества портретов, жанровых и пасторальных сцен]. Художник писал его, когда Бертран был немного старше Кантэна.
— И они смеют делать подобные заявления, видя вот это! Тот же крючковатый нос, те же серые глаза, волосы с тем же рыжеватым блеском! — он свирепо рассмеялся. — Жермена, неужели вы не видите?
Однако мадемуазель де Шеньер не спешила соглашаться, как он того ждал. Она твердо выдержала его взгляд; лицо ее, казалось, утратило всякое выражение.
— Мой дорогой, — наконец умоляюще проговорила она, — не надо. Прошу вас, не надо.
— Нет, надо! Надо, если эти мерзавцы для оправдания своей воровской жадности порочат доброе имя моей матери. — Кантэн порывисто отошел к окну и снова вернулся. — Вы не могли бы указать мне более вескую причину быть к ним безжалостным и в конце концов расстроить их планы. Теперь это стало моим святым долгом. Ничего, что они знают, какую ошибку допустил Буажелен, этот убийца, их родственник. Я не так беззащитен, как они полагают, чтобы не рассчитаться с ними.
Бледная, испуганная таким взрывом страсти Жермена упала в кресло.
— Господи, смилуйся надо мной! — воскликнула она, когда Кантэн немного успокоился. — Я только все испортила. Но выслушайте меня, Кантэн. Я еще не все сказала. Вы даже не знаете, какой опасности подвергаете себя. Сен-Жиль, возможно, предпочтет сражаться с вами в открытую. Но Констан — никогда. С тех пор, как я случайно позволила ему догадаться о моих чувствах к вам, он сделался еще более хитрым и коварным, еще более мстительны. Он и его мать надеялись, что я когда-нибудь выйду за него замуж. Со временем Гран Шэн и все его земли будут принадлежать мне, если, конечно, восстановится порядок и справедливость. Они составили бы отличное владение для младшего Шеньера, при том что старший получил бы Шавере. Констан не потерпит, чтобы вы помешали тому и другому. Оставаясь здесь, вы отдаете себя в его руки.