Маркиз де Карабас
Шрифт:
— Они приняты. Не тревожьтесь, мой генерал. Я собираюсь на некоторое время покинуть Шавере.
— Это благоразумно. Как только будет объявлено о примирении, здесь воцарится совершенно иной дух, и вам нечего будет опасаться. Простите за беспокойство и всего доброго.
Генерал вскочил в седло и в окружении офицеров своего штаба поскакал за экипажем. У ворот он обернулся и помахал шляпой с трехцветными перьями. С верхних ступеней лестницы Кантэн наблюдал, как они скачут по аллее между двумя рядами драгун. Затем он пошел отдать Шарло последние
Кантэн еще не отпустил Шарло, когда стук копыт во дворе замка возвестил о прибытии нового посетителя, и он с радостным изумлением увидел, как Жермена нетерпеливо бросает поводья одному из его бретонцев.
Вид мадемуазель де Шеньер несколько умерил его радость. Она была не только бледна, но и холодно-сдержана.
— Вы чем-то встревожены, — сказал Кантэн, поцеловав ей руку.
— Да, и очень. Я приехала поговорить с вами. Здесь? Жермена показала хлыстом на столовую, из которой он только что вышел.
— Если вы простите мне беспорядок, который там застанете.
— Ах! Следы пребывания ваших республиканских друзей. Ее тон подсказал Кантэну ответ:
— И моих спасителей.
Пока он закрывал дверь, Жермена подошла к столу, с которого еще не убрали остатки завтрака. Пылкая, придерживающаяся ультрароялистских взглядов дама удостоила стол многозначительным взглядом и внимательно посмотрела на Кантэна.
— Должно быть, вы поддерживаете самые тесные отношения с санкюлотами, если смогли призвать себе на помощь отряд драгун. Это лишний раз подтверждает справедливость всего, что про вас говорили, и объясняет события вчерашнего вечера.
— Вы имеете в виду то, что говорил про меня Констан? Ему придется отказаться от своих слов, как только он явится сюда вслед за вами, в чем я нисколько не сомневаюсь.
Жермена покачала головой.
— Сегодня он не последует за мной. Он опасно ранен. Один из ваших драгунов рассек ему голову.
— Боже правый! Я полагал, что он был лишь вдохновителем нападения, но не мог допустить, что он сам его и возглавил. Это не в его правилах.
— Поступки Констана имеют для меня куда меньшее значение, чем ваши. Но вы не ответили на мой вопрос. Скажите мне правду о ваших отношениях с этими негодяями. Почему вы то путешествуете с их охранной грамотой, то вызываете для защиты их солдат?
Краткий миг изумления, — и Кантэн рассмеялся.
— Неужели все выглядит именно так? Но я не вызывал солдат. По пути в Ренн Гош случайно остановился здесь и потребовал дать ему ночлег.
— Почему Гош искал ночлега не где-нибудь, а в Шавере?
— У этих господ принято реквизировать то, чего им не хватает. Он даже не знал, что замок, в который он приехал, — Шавере.
— Итак, все было чистой случайностью, на диво своевременной случайностью?
На ее недоверчивую и слегка презрительную улыбку Кантэн ответил тоже улыбкой, но понимающей и ласковой.
— Именно так, как вы говорите.
— И я должна поверить этому?
— Должны, поскольку так говорю я, — сдержанно ответил он.
Некоторое время она стояла в нерешительности, опустив глаза и поигрывая хлыстом. Затем подняла голову и встретила терпеливый взгляд молодого человека.
— Послушайте, Кантэн. Так это или не так, но вчера вечером вы выходили к крестьянам и обращались к ним.
— И друг Констана Лафон дважды выстрелил в меня. Эту подробность стоит упомянуть.
Последнее она оставила без внимания.
— А правда ли, как говорили некоторые, будто вы предупредили их, что послали за помощью?
— Это почти правда, — ответил он после недолгого раздумья. — Я действительно сказал, что, ожидая нападения, послал за помощью.
— К кому же, если не к генералу Гошу?
— К шевалье де Тэнтеньяку. Вчера утром, получив ваше предупреждение, я немедленно отправил гонца в Ла Нуэ.
— Но Ла Нуэ в ста милях отсюда. Как могли вы вчера вечером сказать, что помощь уже в пути?
Кантэн пожал плечами.
— По-моему, все довольно понятно. Мне надо было что-нибудь сказать, дабы угрозой заставить их отказаться от нападения.
— И помощь прибыла почти сразу. Поистине счастливое совпадение.
— На редкость счастливое. Разумеется, если вы не предпочитаете, чтобы меня зарезали. Уж не в этом ли причина вашего огорчения, Жермена, что я остался в живых?
Этот ироничный вопрос превратил враждебность Жермены в подлинное душевное страдание.
— Все оттого, что вы не откровенны со мной; оттого, что стечение обстоятельств подтверждает слухи, будто вы — санкюлот в душе. Мне постоянно напоминают, что сперва вы прибыли во Францию с охранной грамотой, выданной вам санкюлотами, потом их благосклонность позволила вам получить Шавере; и вот, когда из-за всего этого ваш дом подвергается нападению, республиканские солдаты спешат вам на выручку.
— Внешне все так и выглядит, — признался Кантэн. — Но я могу дать объяснения по каждому из перечисленных вами пунктов. И все-таки не вижу, чем я заслужил ваши обвинения.
— Не видите? Вы заявляете, что вы — маркиз де Шавере. В таком случае, где ваше место, как не рядом с французским троном?
— Согласен, но лишь в том случае, если существует сам трон. Но где сейчас трон Франции?
— Да, я знаю, трон повержен в прах. Но он вновь поднимется, как и алтари, поверженные и оскверненные.
Вспомнив, о чем говорил Гош, Кантэн вздохнул.
— Если бы я мог разделить вашу уверенность! Но, по меньшей мере, я могу развеять клевету относительно моих республиканских симпатий.
— Что значат отрицания, когда на другую чашу весов положены дела!
— Дела? Ну-ну... О некоторых из них вы скоро услышите. Я уезжаю, чтобы заняться ими. Позвольте мне надеяться, что они не будут превратно истолкованы.
— Что вы имеете в виду? Вы уезжаете? — в голосе Жермены зазвучали властные ноты. — Куда вы едете?