Маркиз де Карабас
Шрифт:
Какое-то время Д’Эрвийи в полном молчании не сводил с Кадудаля хмурого взгляда.
— Каков, — наконец спросил он повелительным тоном, — источник ваших сведений?
Кантэн с откровенным изумлением взглянул на Пюизе.
— И он еще спрашивает про источники!
— Такой дотошный господин, — усмехнулся Пюизе.
— Пресвятая Дева! — Кадудаль едва не задохнулся. — Сударь, неужели все, о чем я говорю, само не бросается в глаза? Разве ваша хваленая опытность в военных делах не подсказывает вам, что только так Гош и будет действовать?
— Именно
Лицо Д’Эрвийи было непроницаемо.
— Повторяю, сударь, вы меня не убедили, — проговорил он.
Пюизе пожал плечами.
— В таком случае — к черту убеждения! Вы получили мой приказ. Этого достаточно.
— Я не обязан выполнять ваши приказы.
— Сударь! — в мгновение ока Пюизе преобразился. Его голос звучал жестко, в глазах сверкал грозный огонь. — Кажется, я не все понял.
— Полагаю, вы понимаете, что ваша власть распространяется только на ваших шуанов. Командование экспедицией поручено мне.
— Кем?
— Британским Кабинетом.
Пюизе потребовалось некоторое время, чтобы справиться с собой.
— Если бы сказанное вами было правдой, а я утверждаю, что это не так, ваши полномочия не могли бы превысить полномочий, которыми меня наделил король. Тогда не было бы необходимости напоминать вам о том, о чем вы принуждаете меня напомнить. Вам прекрасно известно, что его величество, еще будучи регентом, назначил меня главнокомандующим Королевской католической армией.
— Почему вы остановились? — огрызнулся Д’Эрвийи. — Приведите свой титул полностью, дабы устранить непонимание. Главнокомандующий Королевской католической армией Бретани. Армия, с которой я высадился, не входит в это узкое определение. Ваше командование, как я и сказал, ограничивается командованием над вашими бретонцами, вашими шуанами. Вы...
— Послушайте, сударь. Помимо прочего, я имею звание наместника королевства и сохраню его за собой до тех пор, пока не прибудет господин Д’Артуа и не примет его на себя.
— Мне об этом ничего не известно. Мне известно только то, что относится ко мне лично и что подтверждают мои полномочия, британское правительство поставило меня во главе организованной им экспедиции, и я никому не позволю диктовать мне, как проводить операцию, ответственность за которую возложена на меня. Я объяснил все достаточно ясно?
— Ясно! Тысяча чертей! Как может быть ясным подобный вздор? Я организовал это дело, я его вдохновил, я подготовил почву, я убедил британское правительство помочь нам. Уж не пьяны ли вы? Разве могли поручить командование кому-нибудь другому?
— Если этот другой обладает военным опытом и способен обеспечить успех дела.
— Боже правый! — снова пробормотал Кадудаль.
— И вы обладаете этими данными? Господи, помилуй нас! Полагаю, вы приобрели их в Америке, где служили адъютантом. И этим оправдана ваша власть над человеком, командовавшим армией на полях сражений, создавшим ту самую армию, которую теперь надо возглавить? Изволите смеяться, господин граф. Ваши полномочия обозначены нечетко. Иначе вы не посмели бы так разговаривать со мной. Вы, должно быть, сошли с ума, если воображаете, будто ваша власть распространяется на кого-нибудь, кроме эмигрантского контингента из Англии.
Д’Эрвийи побагровел от ярости, вены у него на лбу вздулись.
— Я считаю ваши слова крайне оскорбительными. И крайне безрассудными. Эмигрантский контингент, как вы его называете, это армия. Ваши необученные, нетренированные, недисциплинированные шуаны должны выполнять не более чем вспомогательную функцию.
Кадудаль разразился гневным смехом:
— Армия из четырех тысяч человек! И вы собираетесь брать с нею Париж! Святые угодники!
Д’Эрвийи словно не слышал Кадудаля:
— Я больше не буду попусту тратить слова, сударь. Армия не покинет Киброн до прибытия Сомбрея.
— Если вы останетесь, то к тому времени успеете угодить в ад, — сказал Кадудаль. — Гош об этом позаботится.
Наконец Д’Эрвийи снизошел до того, чтобы заметить бретонца.
— Я не позволю говорить с собой в таком тоне! Господин де Пюизе, я вынужден требовать, чтобы вы уведомили об этом ваших сторонников, — он круто повернулся, кивнул своим офицерам. — Идемте, господа.
И, звеня шпорами, величественно вышел.
Четверо оставшихся в кухне мужчин переглянулись. Пюизе скривил губы и рассмеялся.
— Ну и что теперь? Кадудаль метнулся к двери.
— И вы еще спрашиваете! — воскликнул он. — Арестуйте этого Полишинеля. Пусть им займется военный трибунал.
Пюизе уставился на Кадудаля невидящим взглядом. Всю его уверенность и щегольство как рукой сняло. Будто почувствовав внезапную усталость, он тяжело опустился на стул.
— А последствия? Такими действиями я неизбежно расколю лагерь на две партии. Эмигранты — а за ними сила авторитета — почти все до единого встанут на сторону этого интригана. Они не любят меня. Не доверяют мне: по их мнению, я, видите ли, не совсем чист. В Генеральных штатах я голосовал за конституционалистов и в свое время командовал республиканской армией. Д’Эрвийи сыграет и на том, и на другом, — Пюизе подпер голову рукой, его лицо потемнело. — Если мы начнем ссориться друг с другом, то конец экспедиции, крах всему, ради чего я положил столько сил.
— Если командование армией останется за этим полковником, то так или иначе всему конец, — сказал Сен-Режан, и Кадудаль поклялся, что согласен с ним.
Пюизе устало вздохнул.
— Такой оборот следовало предвидеть. С самого начала этот человек был источником всяческих осложнений. Я давно занялся бы им, если бы не был уверен, что господин Д’Артуа отправится с нами и, приняв на себя верховное командование, все решит за меня.
— Вы должны заняться им сейчас, — заявил Кадудаль.
— Мы в тупике.