Маркиз де Вильмер
Шрифт:
— Я знаю. Вы были большими друзьями?
— Нет, не очень. Но когда на меня посыпались беды, она приняла во мне искреннее участие.
— Да, она вас и порекомендовала матушке. Отчего же вы ненавидели друг друга в монастыре?
— Никакой ненависти не было — просто мы не очень дружили, вот и все.
— А теперь?
— А теперь она ке мне добра и, стало быть, я ее люблю.
— Значит, вы любите тех, кто к вам добр?
— Что ж в этом удивительного?
— Значит, вы и меня немного любите: по-моему, я никогда не делал вам ничего худого.
— Конечно,
— Нет, каким тоном она это говорит! Я очень люблю свою няню, но еще больше люблю ездить верхом на палочке. Скажите, пожалуйста, а вам не придет в голову ославить меня перед вашей милейшей госпожой д'Арглад?
— Ославить? Таких слов даже нет в моем словаре, не в пример вашему.
— Вы правы, простите. Но, видите ли, госпожа д'Арглад — особа подозрительная… чего доброго, она спросит вас обо мне. Надеюсь, вы не преминете сказать ей, что я никогда за вами не ухаживал?
— О, можете рассчитывать, что я скажу ей чистую правду! — ответила Каролина, пришпоривая лошадь. И герцог услышал, как, взяв в галоп, она рассмеялась.
«Ну вот! Я покривил душой и совершенно напрасно! — сердился на себя герцог. — Вообразил себе бог знает что… Она никого не любит… или где-нибудь держит про запас возлюбленного на тот день, когда раздобудет тысячу золотых на обзаведение хозяйством. Бедная девушка! Имей я эту тысячу, я отдал бы ей всё, не раздумывая… Впрочем, так или иначе, но я был смешон. Она, вероятно, это заметила и наверняка теперь посмеется надо мной вместе со своим сердечным другом, расписав меня тайком в одном из тех писем, которые то и дело строчит… Если это так… Но все равно, я дал честное слово!»
И герцог хлестнул лошадь, пытаясь иронизировать над собой, однако был задет за живое и почти удручен.
Выезжая из густых зарослей, он заметил, как туда опасливо юркнул какой-то незнакомец. Уже стемнело, и герцог не разглядел пришельца, а лишь услышал, как тот осторожно крадется в чаще деревьев.
«Смотри-ка! — подумал он. — Наверняка злополучный любовник прибыл к ней на тайное свидание. Ну нет, я этого так не оставлю и выведаю всю подноготную».
Герцог слез с лошади, вытянул хлыстом Белянку, которая сразу же побрела на конюшню, и, прячась за деревьями, двинулся в ту сторону, куда ускакала Каролина. Найти в зарослях незнакомца было невозможно, к тому же эти поиски могли его насторожить. Гораздо вернее было бесшумно пройти в темноте вдоль аллеи и поглядеть на то, как любовники встретятся и заговорят друг с другом.
А Каролина уже не думала о герцоге. Отъехав на порядочное расстояние, чтобы избавить себя от нескромных излияний, мало подобающих такому благовоспитанному человеку, как герцог д'Алериа, Каролина пустила лошадь шагом, боясь впотьмах наткнуться на ветки и, кроме того, чувствуя потребность не столько в быстрой езде, сколько в раздумье. На душе у Каролины было сумрачно и беспокойно. Обхождение маркиза казалось ей непонятным, даже оскорбительным. Она искала объяснение ему в глубине своей совести и, ничего не найдя, упрекнула себя
Размышляя о будущем и о том, что ей нужно посоветоваться с госпожой д'Арглад, которая, вероятно, сумеет приискать ей новое место, Каролина вдруг почувствовала, что лошадь ее внезапно остановилась, и увидела рядом какого-то человека; он сделал резкое движение, и ей стало не по себе.
— Это вы, Андре? — спросила девушка, замечая, что лошадь как бы повинуется знакомой руке; неизвестный, чью одежду в темноте невозможно было разглядеть, молчал, и голос Каролины дрогнул:
— Это вы, герцог? Зачем вы остановили меня?
Ответа не последовало: человек отпустил лошадь и исчез. Каролину охватил страх, смутный, но непреодолимый; не смея обернуться назад, она дала шпоры Жаке и, так никого и не увидев, помчалась вперед.
Герцог был в десяти шагах от того места, где произошла эта странная встреча. Он ничего не разглядел, но слышал, каким испуганным голосом говорила мадемуазель де Сен-Жене в ту минуту, когда внезапно остановилась ее лошадь. Герцог опрометью кинулся к незнакомцу и, очутившись с ним нос к носу, схватил его за ворот.
— Кто вы такой? — крикнул он.
Незнакомец упорно старался вырваться из рук и скрыться, но герцог, обладавший силой поистине геркулесовой, вывел своего противника из чащи на середину аллеи. Каково же было его удивление, когда он увидел перед собой брата!
— Боже мой, Урбен! — воскликнул он. — Я тебя не ударил? Кажется, нет… Отчего ты молчал?
— Не знаю, — отвечал очень взволнованный маркиз де Вильмер. — Я не узнал твоего голоса… Ты со мной разговаривал? За кого ты меня принял?
— Клянусь честью, за обыкновенного вора! Это ты только что напугал мадемуазель де Сен-Жене?
— Я, вероятно, невольно напугал ее лошадь. А где же сама мадемуазель?
— Черт возьми, от страха помчалась прочь. Неужели ты не слышишь, как она скачет к дому?
— Зачем же ей бояться меня? — спросил маркиз со странной горечью в голосе. — Я не хотел ее обидеть, — и, устав вести эту игру, маркиз добавил: — я хотел только с ней поговорить.
— О ком? Обо мне?
— Да, если хочешь, о тебе. Я хотел узнать, любит ли она тебя.
— Отчего же ты не заговорил с ней?
— Не знаю. Я не мог произнести ни слова.
— Тебе нездоровится?
— Да, я болен, очень болен сегодня.
— Пойдем, брат, домой, — сказал герцог. — Ты, я вижу, весь горишь, а уже выпала роса.
— Это не важно, — сказал маркиз, усаживаясь на пень у обочины аллеи. — Я хочу умереть.
— Урбен! — воскликнул герцог, которого внезапно осенило. — Так ты любишь мадемуазель де Сен-Жене!
— Я? Люблю? Разве она не твоя… разве ей не суждено стать твоей любовницей?