Маркиза Бонопарта
Шрифт:
От грустных размышлений короля Неаполя оторвал юный Пьер де Траиль. Он подошел к маршалу, держа коня за повод, и, набравшись храбрости, обратился:
– Сир, возможно, я еще молод, но в моих жилах течет рыцарская кровь. Я был бы счастлив, если бы мне представилась возможность сражаться за императора в бою…
– Пьер! – воскликнула Анжелика, прервав его. – Вы же обещали mam'an, вы же клялись ей не заводить речи об участии…
– Сестрица, позвольте заметить, – щеки Пьера порозовели от смущения, но он настаивал на своем, – вы забываете, что наш старший брат Александр вступил в армию, когда ему было пятнадцать лет. Мне на целый
– Александр сбежал из дома, – поправила его Анжелика. – Он доставил столько страдания родителям. Отец умер из-за того…
– Не отговаривайте меня, ma souer, я вполне ясно ощущаю, что нужда моего императора в верных солдатах велика. И готов отдать жизнь за него! – Пьер решительно тряхнул головой.
– О! Боже! – воскликнула Анжелика. – Что вы говорите? Вспомните о mam'an!
Не обращая внимания на сестру, Пьер прикоснулся рукой к вышитому золотом желтому сапогу маршала кавалерии и умоляюще произнес:
– Возьмите меня, сир, вы не пожалеете. Я не боюсь трудностей…
– В самом деле, маркиза, – поддержал юнца Мюрат, – юноше уже шестнадцать, а вы хотите, чтобы он сидел взаперти при стареющей матушке, когда его ровесники к двадцати годам получают генеральские эполеты из рук императора, а наши армии переворачивают мир! Долг каждого француза вложить свою кровь в величие императора. Этот мальчишка – настоящий лев! – Наклонившись, Мюрат потрепал Пьера по плечу, и на губах молодого маркиза заиграла довольная улыбка.
– Вы неисправимы, Иохим, – грустно покачала головой Анжелика. – Как я могу переубедить его, когда он получил в вашем лице такую поддержку!
– Вот и порешили. – Мюрат прищелкнул по сапогу шелковой плеткой. – Подойдите к начальнику штаба, юноша, – приказал он Пьеру, – и скажите, что я принимаю вас в кавалерию, поступите в подчинение к вашему брату, генералу де Траилю.
– Ура! Ура! – Пьер запрыгал от счастья на одной ноге. – La guard fixe! [11]
– Вы видете, Иохим, мой брат совсем еще ребенок, – упрекнула Анжелика маршала.
11
La guard fixe! – Гвардия, смирно! (фр.)
– Это скоро пройдет, мадам, – уверил ее Мюрат невозмутимо. – На войне быстро взрослеют, увы. Не отнимайте у юноши мечты. Надеюсь, маркиза, – он слегка поклонился Анжелике, – вам и вашей матушке станет намного спокойнее от того, что молодой человек будет постоянно находиться под присмотром старшего брата?
– Отчасти, да, – согласилась Анжелика неохотно. – Хотя Александр горяч и порывист, он всегда оказывается в самой гуще сражения…
– А где же еще, маркиза, прикажете быть кавалерийскому генералу? Если только у ваших ног, но в мирное время, – усмехнулся Мюрат. – Однако мне пора откланяться. Надеюсь, вы не скоро покинете нас и мы еще увидимся?
– Вполне возможно, – согласилась Анжелика. – По крайней мере, в ближайшее время я не собираюсь во Францию. Я еще хочу увидеть, как вступит в сражение мой героический рыцарь. – Она с улыбкой обратила взор к младшему брату. – Иначе, что же я скажу нашей матушке, если он стал солдатом вопреки ее воле и не показал себя героем. Тогда уж она точно не простит его никогда. Как вы считаете, сир, у него есть надежда заслужить похвалу императора? – спросила она у Мюрата с легкой иронией.
– Раз он сам уверен в себе, то – обязательно! – ответил маршал. – Скоро увидимся, юноша, – пообещал он Пьеру, пришпоривая коня. – Я лично буду наблюдать за вами.
– Vive L‘empereur! [12] – воскликнул Пьер радостно, прикладывая два пальца к головному убору.
– Вы привыкаете к новой роли, юноша, – похвалил его Мюрат и обратился к Анжелике: – Всего хорошего, маркиза! – Маршал кавалерии склонился с седла и, поцеловав Анжелике руку, всадил звездчатые шпоры в бока своему коню.
Он ускакал – зеленый, малиновый, золотой… Только пыль взвилась следом.
– Павлин! – улыбнулась Анжелика вслед неаполитанскому королю: красив, элегантен и роскошен. Кто теперь вспомнит, что когда-то Мюрат был всего лишь сыном трактирщика из Кагора?
12
Да здравствует император! (фр.)
Маркиза обернулась, ища взглядом Коленкура. Тот молчал во время ее разговора с Мюратом, и теперь она с удивлением обнаружила, что, оказывается, граф просто ушел. Бивуак был пуст, костры догорали, слегка потрескивая. Маршал Бертье отправился к своим депешам, а Арман де Коленкур, по-видимому, – к дежурным генералам.
Несколько мгновений Анжелика размышляла. Ради объяснения с Арманом она проделала длинный путь. Завтра с утра возобновится осада города и Арману станет не до нее – он должен постоянно находиться при императоре, а самой маркизе ничего не останется, как присоединиться к лазарету. Нет, откладывать нельзя! Надо разыскать Армана немедленно! Мюрат галантный и любезный – но своим приездом он испортил ей встречу с возлюбленным.
Послав Пьера позаботиться о ночлеге, маркиза решительно направилась к штабным палаткам. Однако Коленкура в числе тех, кто охранял недолгий сон императора, разбирая для него почту, не оказалось. Арман ушел к себе.
Найти палатку императорского шталмейстера для Анжелики не составило труда. Она приблизилась к шелковому шатру и на мгновение остановилась в нерешительности – волнение стало сильнее. Но все же, взяв себя в руки, маркиза вошла внутрь.
Коленкур не спал. Спать он уже не мог. Приезд Анжелики обрадовал и огорчил его одновременно. Он лежал на походной кровати, подложив под голову конскую попону, в расстегнутом мундире, на котором при свете единственной зажженной свечи тускло поблескивала золотая вышивка. Он думал, вспоминал – все, с самого начала, с первого дня его встречи с золотокудрой маркизой.
Тиковый полог палатки откинулся – в открывшемся проеме мелькнуло озаренное пламенем пожара небо. Мелькнуло и погасло. Полог опустился – тонкая женская фигурка в черном проскользнула в палатку. Приподнявшись, Арман разглядел в полутьме золотистые волосы, выбивающиеся из-под шляпы, и серебряные узоры на широком поясе, охватывающем талию гостьи.
Женщина постояла немного, дожидаясь приглашения войти. Он слышал легкое дыхание ее и уже чувствовал знакомый аромат фиалкового саш'e – Анжелика. Она пришла сама. Арман молчал, словно не мог совладать с собственным горлом и пригласить ее – слова застревали от волнения внутри него. Тогда, не услышав и слова приветствия, маркиза заговорила сама: