Маркиза де Бренвилье
Шрифт:
— Сударь, после того, что вы мне сказали, мне нечего возразить, — согласилась маркиза. — Завтрашний день для меня стократ важней, чем сегодняшний, и я признаю свою неправоту: вам действительно необходимо сегодня ночью отдохнуть. Давайте только закончим этот пункт и перечтем уже написанное.
Сделав просимое, доктор хотел удалиться, но тут принесли ужин, и маркиза не позволила ему уйти, не отужинав; он сел за стол, а г-жа де Бренвилье велела смотрителю найти карету и записать плату на ее счет. Сама же она опять выпила бульону и съела два яйца. Вскоре вернулся смотритель и сказал, что карета ждет; маркиза попрощалась с доктором, взяв с него обещание, что он будет молиться за нее, а завтра в шесть утра явится в Консьержери. Доктор обещал.
Назавтра, воротясь в башню, доктор увидел, что отец Шавиньи, заменивший его у маркизы, стоит рядом с ней на коленях: они молились. Священник плакал, но маркиза была по-прежнему мужественна; лицо ее, как заметил г-н Пиро, ничуть не переменилось со вчерашнего вечера. Отец Шавиньи тотчас же удалился. Маркиза попросила его молиться за нее и потребовала, чтобы он пообещал прийти еще раз, но тот такого обещания не дал. Тогда маркиза обратилась к доктору:
— Сударь, вы точны, и у меня нет никаких оснований жаловаться на то, что вы не держите слова, но, Господи, как я ждала вас и как поздно сегодня пробило шесть!
— Я пришел, сударыня, как обещал. Но прежде всего, как вы провели ночь?
— Я написала три письма, и хоть они были недлинные, но заняли у меня много времени — одно сестре, второе госпоже де Марийак и третье господину Куте. Я хотела бы показать их вам, но отец Шавиньи предложил сам посмотреть их, и я не решилась говорить ему о своих сомнениях. Покончив с письмами, — продолжала рассказывать маркиза, — мы немножко побеседовали, потом немножко помолились Богу, а затем отец Шавиньи раскрыл требник, собрался читать его, а я взяла четки, но вдруг почувствовала усталость и спросила его, не могу ли я немножко прилечь; он позволил мне, и я часика два проспала без сновидений и тревог; потом проснулась, и мы прочли еще несколько молитв, а тут и вы пришли.
— Если хотите, сударыня, — предложил доктор, — мы можем тоже помолиться. Становитесь на колени, и мы прочтем «Veni Sancte Spiritus» [50] .
Маркиза тут же преклонила колени и прочла молитву с великим умилением и набожностью, после чего, видя, что доктор взялся за перо, дабы продолжить записи ее исповеди, сказала:
— Позвольте, сударь, прежде задать вам вопрос, не дающий мне покоя. Вчера вы дали мне безмерную надежду на Божие милосердие, и все же меня преследует мысль, что я не смогу обрести спасение без достаточно долгого пребывания в чистилище; преступление мое слишком велико, чтобы я смогла получить прощение на иных условиях, и даже питай я к Господу стократ большую любовь, чем ощущаю сейчас, я все равно не надеялась бы быть принятой на небо без прохождения через пламя, которое очистит меня от позора, и без тех мук, какие положены мне за мои грехи. Но я слышала, сударь, что пламя там, где души горят только некоторое время, точно такое же, как в аду, где те, кто проклят, осуждены мучиться вечно; ответьте же мне, как душа, отъединившаяся от тела и оказавшаяся в чистилище, сможет узнать, что она не в геенне, и быть уверенной, что пламя, которое жжет ее, не сжигая, однажды погаснет, потому что муки, какие она испытывает, подобны тем, какими терзаются проклятые души, и огонь, жгущий ее, ничем не отличается от адского. Я хотела бы знать это, сударь, чтобы в страшный миг я могла сразу определиться и решить, надеяться мне или отчаяться.
50
«Гряди, Дух Святый» (латин.).
Вы совершенно правы, сударыня, — отвечал г-н Пиро. — Но Бог слишком справедлив, чтобы прибавлять тем, кого он карает, еще и пытку неведением. Как только душа разлучается с телом, она сразу же предстанет на Божий суд, где выслушивает либо приговор, либо слово прощения; она сразу узнает, помилована она или проклята, низвергает ли ее Господь навеки в ад или только в чистилище, где она должна пробыть лишь определенное время. Приговор этот, сударыня, вы услышите в тот самый момент, когда вас коснется сталь палача, хотя, поскольку в этой жизни вы уже очистились огнем христианской любви, вы сразу же, не проходя через чистилище, попадете в награду за ваше мученичество в сонм блаженных, окружающих престол Господа нашего.
— Сударь, — обрадовалась графиня, — я так верю вашим словам, что мне кажется, будто я уже слышу то, что вы мне сказали, и я вполне удовлетворена вашим ответом.
После этого доктор и маркиза вновь занялись прерванной вчера исповедью. За ночь маркиза вспомнила несколько пунктов, каковые она и добавила к уже записанным; время от времени, когда грехи оказывались слишком велики, г-н Пиро прерывался, чтобы она могла совершить акт покаяния.
Через полтора часа маркизе пришли сообщить, что г-н первый секретарь суда ждет ее, чтобы прочитать приговор. Известие это она выслушала с большим спокойствием, все так же стоя на коленях и лишь повернув голову к смотрителю, после чего без малейшей дрожи в голосе сказала:
— Мы только допишем с господином Пиро несколько слов, и я немедля последую за вами.
Так же спокойно она продиктовала доктору заключительные слова исповеди. После этого она попросила его прочесть с нею краткую молитву, дабы Господь примирил ее с судьями, у которых ее раскаяние вызовет не меньшее негодование, чем прежнее запирательство. Кончив молиться, она взяла накидку, молитвенник, оставленный ей отцом Шавиньи, и последовала за смотрителем до пыточной камеры, где ей должны были прочесть приговор.
Начали с допроса, продолжавшегося пять часов, во время которого маркиза признала все, что обещала признать, отрицая, что у нее были сообщники, и заявив, что не знает ни состава ядов, которыми пользовалась, ни состава противоядия, которым можно защититься от них; наконец допрос кончился, и судьи, видя, что больше ничего вытянуть из нее не удастся, дали знак первому секретарю суда прочесть приговор, каковой маркиза выслушала стоя. Вот что гласил приговор:
«По рассмотрении судом, палатами парламента и проч. вследствие отсрочки, испрошенной названной д'Обре де Бренвилье, заключения королевского генерального прокурора, показаний названной д'Обре по обстоятельствам настоящего дела суд объявил и объявляет названную д'Обре де Бренвилье покушавшейся и изобличенной в отравлении метра Дре д'Обре, ее отца, и названных метров д'Обре, заместителя председателя суда и советника парламента, ее братьев, а также в посягательстве на жизнь Терезы д'Обре, ее сестры, и в наказание приговорил и приговаривает названную д'Обре де Бренвилье к публичному покаянию у главного входа собора города Парижа, куда она будет доставлена на телеге, босая, с веревкой на шее, держа в руках горящую свечу весом в два фунта, и там, стоя на коленях, она произнесет и объявит, что, злодейски, из мести и желая завладеть их имуществом, она отравила отца, велела отравить двух братьев и покушалась на жизнь сестры, в чем она раскаивается и просит прощения у Бога, короля и правосудия, после чего она будет препровождена в выше упомянутой телеге на Гревскую площадь того же города для усекновения головы на эшафоте, каковой будет возведен на вышеназванной площади нарочито для этой цели, тело же ее будет сожжено, а пепел развеян по ветру; оную же предварительно подвергнуть обычной и чрезвычайной пыткам для открытия сообщников; объявить ей о лишении всех имуществ, унаследованных от выше помянутых братьев, отца и сестры после совершенных ею названных преступлений, а также иных полученных ею имуществ и изъятии их в пользу тех, кому они принадлежат, уплатив предварительно из оных, а равно из имуществ, не подлежащих конфискации, штраф в сумме четырех тысяч ливров королю, четырехсот ливров церкви тюрьмы Консьержери при суде на службы за упокой души названных покойных братьев, отца и сестры, десяти тысяч ливров возмещения названной г-же Манго, а также все издержки, включая сюда и таковые по процессу над названным Амленом по прозванию Лашоссе.
Маркиза выслушала приговор без страха и не выказав душевной слабости, но когда чтение закончилось, попросила первого секретаря:
— Сударь, перечтите, пожалуйста, снова. Меня так потрясла телега, она оказалась такой неожиданностью, что я потеряла нить и остальное слушала без всякого внимания.
Первый секретарь перечел приговор, и с этого момента приговоренной должен был заниматься палач; маркиза узнала его по веревке, которую он держал; она холодно смерила его взглядом с ног до головы и, не произнеся ни слова, протянула ему руки. Судьи один за другим стали уходить, и тут открылись взору разнообразные орудия пытки. Маркиза мужественно бросила взгляд на скамьи и кольца, причинившие столько мучений и исторгшие столько воплей, и, увидев приготовленные для нее три ведра с водой, с улыбкой обратилась к секретарю, не желая разговаривать с палачом:
— Сударь, наверное, здесь столько воды, чтобы меня утопить? Потому что при моем росте вы, надеюсь не собираетесь всю ее влить в меня?
Палач, не ответив ни слова, сорвал с нее накидку, а затем все остальные одежды, оставив ее совершенно нагой, и подвел к стене, где усадил на кобылу высотой два фута, используемую для обычной пытки.
Первым делом у маркизы снова спросили имена ее сообщников, каков состав яда и состав противоядия от него, но она ответила точно так же, как перед тем доктору Пиро, и только добавила: