Маркус Вольф
Шрифт:
Многие тогда полагали, что начинается новый этап истории ГДР. 6 ноября в советском посольстве в Берлине устроили традиционный прием по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Эгон Кренц похвалил Маркуса Вольфа за защиту идеалов социализма:
— У тебя хорошо получилось.
Вольф посоветовал ему:
— Сделай еще лучше.
Седьмого ноября своему бывшему подчиненному позвонил Эрих Мильке:
— Ты что, опять собираешься выступать?
Но в тот же день, 7 ноября, правительство ГДР во главе с Вилли Штофом ушло в отставку. 8 ноября подали в отставку все члены политбюро. В новый состав высшего
1989-й казался годом чудес — особенно когда рухнула Берлинская стена. Еще 12 января 1987 года президент США Рональд Рейган, стоя у Бранденбургских ворот, из Западного Берлина обратился к советскому лидеру:
— Господин генеральный секретарь Горбачев, если вы хотите мира, если вы желаете процветания вашей стране и Восточной Европе, приезжайте сюда, к этим воротам, господин Горбачев, и откройте эти ворота. Господин Горбачев, снесите эту стену!
Берлинскую стену в ноябре 1989 года снесли сами берлинцы, когда увидели, что ни Горбачев, ни руководство ГДР не решатся остановить их силой.
Граждане ГДР требовали права свободно ездить в Западную Германию. Новое руководство подготовило и опубликовало 6 ноября робкий проект закона о свободе передвижения. У руководителей Восточной Германии не оставалось иного выхода. Ситуация приперла власти к стенке. На Эгона Кренца давило руководство братских соцстран, через которые граждане ГДР бежали на Запад. Эгон Кренц звонил советскому послу, советовался:
— Есть намерение открыть центральную часть Берлинской стены, включая Бранденбургские ворота. Как вы к этому отнесетесь?
Кочемасов отправил шифровку в Москву. Возражений не последовало.
Девятого ноября в 18 часов 34 минуты член политбюро и первый секретарь столичного окружкома партии Гюнтер Шабовски выступал на пресс-конференции, которая транслировалась по телевидению в прямом эфире. Он спешил порадовать сограждан: правила выезда из страны и въезда в нее упрощены и граждане отныне смогут легко получать визы, чтобы посетить Западный Берлин и ФРГ.
Журналист из Италии попросил уточнить, когда вступает в силу закон о свободе передвижения. Гюнтер Шабовски гордо ответил, что закон уже вступил в действие. Он и предположить не мог, что его слова воспримут как руководство к действию!
Выслушав его, сотни тысяч восточных немцев сразу двинулись к контрольно-пропускным пунктам, разделявшим город. А пограничников никто не предупредил! И они не собирались никого выпускать. Противостояние продолжалось три часа. За это время на границе развернулись съемочные группы западных телекомпаний, и Берлин оказался в центре внимания всего мира. Тысячи людей стояли на границе.
Новым руководителям ГДР пришлось принять решение. Министр госбезопасности Эрих Мильке позвонил Кренцу и сказал, что ситуация становится взрывоопасной.
— Что ты предлагаешь? — спросил Кренц.
— Ты генеральный секретарь. Тебе и решать.
Эгон Кренц отдал приказ поднять шлагбаумы. В половине одиннадцатого вечера контрольно-пропускные пункты открылись. Ошеломленные пограничники смотрели на бесконечную толпу, хлынувшую на Запад. Берлин перестал быть разделенным. Это потрясло мир.
Советские дипломаты и разведчики в Берлине не оценили значения выступления Гюнтера Шабовски и пропустили начало революции. О том, что Берлинская стена
Не было такой сферы жизни ГДР, которая осталась бы вне внимания советской разведки. Десятилетиями разведывательный аппарат, действовавший в Восточной Германии, докладывал в Москву массу незначительной информации, подробности мелких интриг внутри политбюро ЦК СЕПГ. Например, то, что генеральному секретарю Эриху Хонеккеру во время операции дважды давали наркоз, что, по мнению специалистов, не могло остаться без последствий для его умственных способностей. Помимо представительства КГБ в Восточной Германии работала резидентура Главного разведывательного управления Генерального штаба, разведывательное управление штаба Группы войск в Германии, управление особых отделов группы войск. Но советская разведка, обладавшая в Восточной Германии всеми оперативными возможностями, не смогла предсказать скорый крах ГДР. В критический период, когда социалистическая Германия разрушалась на глазах, каждый день в шесть утра по аппарату ВЧ-связи берлинская резидентура докладывала в Москву ситуацию. Но попытки прогноза всякий раз оказывались безуспешными.
О том, что ближайшего союзника ждет неминуемая катастрофа, советская разведка своего президента не предупредила. Не потому, что хотела утаить, — просто это даже в голову никому не приходило.
Девятого ноября 1989 года стало днем, когда мир впервые в послевоенные времена испытал симпатию к немцам. А для большинства берлинцев это была бессонная ночь счастья. Никогда еще — ни до этого дня, ни после — восточные и западные берлинцы не были так рады друг другу! Эйфория — так можно было сказать об их настроениях.
Днем 10 ноября горожане собрались на площади перед сенатом Западного Берлина, где когда-то американский президент Джон Кеннеди произнес свою знаменитую речь. Теперь здесь выступали канцлер ФРГ Гельмут Коль, министр иностранных дел Ханс Дитрих Геншер, правящий бургомистр Западного Берлина Вальтер Момпер. Самым знаменитым оратором был Вилли Брандт:
— Ничто не останется таким, как было. Мы сможем сделать так, чтобы срослись части, составляющие одно целое. Как бы велика ни была вина страны, раздел не может быть вечным наказанием для нее.
Открыли мост Глинике, соединявший Западный Берлин и Потсдам, входивший в состав ГДР. (Там в 1962 году обменяли советского разведчика Рудольфа Абеля-Фишера на сбитого американского летчика Гэри Пауэрса.) В городе творилось нечто невообразимое. Никто не работал. Народ ликовал. Улицы были забиты машинами. Все ехали в сторону Западного Берлина. Восточным немцам хотелось увидеть другую жизнь.
«В Восточном Берлине было больше мяса и колбасы, чем в Советском Союзе, но меньше воздуха и цвета, — вспоминал один из советских журналистов. — Восточный Берлин был серый. Сыпалась серая штукатурка со старых домов, серым бетоном стояли социалистические спальные районы. И повсюду серые униформы, некоторые с грязно-зеленым отливом. Одни армейские, другие полицейские. Такого количества униформ на душу населения я нигде не встречал. Восточный Берлин был затхлый. Смрадный липкий дым от бурого угля опускался из труб, синие облака гари выбрасывали серые „трабанты“, пластмассовые автомобильчики».