Мародер. Каратель
Шрифт:
— Старый! Слышь! А почему… — Сережик повернулся к Ахмету, энергично возящемуся с чем-то, сидя на ногах хозяйки.
— Чего тебе? — обернулся Старый, и по крови, блеснувшей в глубине его зрачка парнишка понял, что едва не совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни.
— Почему ты ему руки сразу не покрутил? — на ходу переобулся Сережик.
— А всю эту херню сам бы тащил, да? — весело оскалился Старый. — Не, Сереж, ты вроде ушлый пацан, но иногда как ебнешь че-нибудь… Кстати, собирай давай всю эту срань и тащи на третий, к дверям нашей потерны. Что кровью ухуйкано — то на самый верх и ототри снегом. Только сразу, понял? Засохнет — все, пиздец.
Сережик поплелся исполнять порученное, размышляя о приобретенном опыте. Вроде бы ничего такого не произошло, но эти размышления словно пробили какую-то перегородку
Развесив стиранное на перилах, Сережик развел еще один костер и спустился вниз — че там Старый возится с хозяйкой? Спускаясь, он своим новым взглядом увидел многое, до сих пор отделенное от его понимания стеной легкомысленного, наплевательского безразличия, которую многие, можно даже сказать — подавляющее большинство, и принимают за настоящий мир. …Вон как Старый сидит — сверху его не пристрелишь, спускаться надо. Пока будешь спускаться, он тебя сам десять раз достать успеет. Даже если с пол-лестницы спрыгнуть — все равно получается, что его этот прикрывает. Нет, надо же! Это че выходит, что он и от меня всегда бочины ждет? Получается — да…
Заметив чуть намеченное поворотом головы недовольство Старого, Сережик сел на вторую ступеньку и выключил фонарь, всем видом давая понять, что помехой не будет. Тем временем его накрывало все сильнее — в голове неслась вереница кадров его жизни, неправильно понятых тогда ситуаций, неверно решенных задач — хотя все так просто… Но ничего уже не поправить, да и зачем — все идет как надо, потому что по другому просто не бывает.
Хозяйка сидел перед Старым и то плакал, то смеялся каким-то дурацким смехом, от которого Сережику хотелось подбежать к нему и пнуть со всей дури в поганую чистенькую башку, чтоб заткнулся и не дергал за что-то внутри, слабенькой, но непереносимой щекоткой откликающееся на его дебильное ржание.
…Ишь, сука, весело ему. Ниче-е-е, пидарас, как Старый все у тебя узнает, че ему надо, я его попрошу, чтоб мне кончать тебя дал. Я тебя, урода, выверну… — Сережик вдруг ярко-ярко вспомнил, как они с матерью отбивались от соседей по подвалу, когда отец умер, и соседи хотели его поделить. До него вдруг дошло, что отцом бы дело не кончилось — Кузнецовы точно подбили бы остальных сожрать и Сережика тоже. Из памяти всплыл смрадный беззубый рот старшего Кузнецова — здоровенного носатого дылды, хитрого и трусливого. …Эх, жалко, сдохли падлы… — скрипнул зубами парнишка, успевший в свои годы понять, что никаких прощений не бывает, ни за что. …Я бы вас без ножа разорвал, руками, сука… И это все вы, вы, бляди, все из-за вас!..
Хозяйка явно почувствовал Серегин взгляд, и несколько раз попытался рассмотреть что-то во тьме, окружающей небольшой костерок, на котором светится алым тире так и не пригодившийся Ахмету шомпол.
…А вот, когда зачистка?! Как вы нас, суки?! Как, блядь, тараканов, сука, как тараканов…Сережик, содрогаясь, вспомнил, как с неба упало что-то непонятное, жгущее и выворачивающее наизнанку. Ошалев от боли, ржавой кочергой размешивающей мозги в черепе, Сережик тогда не удержался на краю воздуховода, ведущего в огромный гулкий бункер опилосборника, и рухнул в его пыльное нутро, едва не размозжив голову о собственную казну.
Прочихавшись и очистив глаза, он заметил, что боль, сбившая его вниз, скачкообразно усиливается, стоит ему покинуть область, равноудаленную от краев и центра. Это, в общем, его и спасло — сумей он преодолеть боль и выбраться, его бы прикончил не выстрел, так газ: население Базара потребовало большого расхода, и зачистка плотно нашпиговала здание
Оскальзываясь на сплошном ковре неокоченевших еще мертвецов, он несколько раз поверхностно хапнул отравы, и с раздирающимися легкими вышиб незапертую дверь. Даже этой малости хватило на несколько дней, проведенных им в бреду от разламывающей голову боли в самом дальнем сарае Базара, но потом жирнеющий смрад выгнал его и оттуда.
А потом пришли чужие… Сережик исжевал себе тогда все губы, бессильно глядя, как чужаки дербанят его наследство. И все из-за этих ублюдков, сломавших жизнь уже по второму разу! Кишки им, пидарасам, выпускать надо, а не беседовать! …Че он, сколько можно лясы точить! Резать эту мразь давно пора!..
— Сереж, у тебя там ниче не горит? — отвлекся от беседы с хозяйкой Ахмет: парня пора было немного одернуть, больно уж разогнал сам себя, аж запекло с его стороны.
…Сука, да он че, в башке у меня сидит, гад старый?!. — молча сорвавшись, дунул вверх по лестнице Сережик, коря себя за разгильдяйство — на подолах курток уже образовались поджаристые темные пятна. — …Бля, вроде костерчик-то еле дышит, а вон че…Куртки верхом еще парили, в то время как низ просох до соломенной пухлой легкости. …Ух ты, во добрые ватники-то! — по-детски легко отвлекся от мрачных воспоминаний парнишка. — А ну, че он еще там добыл…
Добычи хватало, одних сигарет три пачки; начатые, да из трех две-то всяко выйдет. Батончики из войскового рациона — стараясь не хрустеть, Сережик быстро набил рот одним из них, выпучив глаза от вязкой натуги в челюстях. Классные здоровые фонари, если раскрутить, то вываливается аж четыре здоровенных батарейки, таких же, как в их со Старым маленьких фонариках. Связка пластиковых хомутов — гуманные наручники. …Вы тут в плен кого-то брать собрались, да? — злорадно подумал Сережик. — А тут на тебе, облом. Встретили случайно Старого…Крохотный серебристый брусочек с поролоновыми шариками на концах проводков. Это музыка, Сережик видел такие у богатых медных пацанов, заходивших пожрать вкусной стряпни Сан Иналыча. Вставив шарики в хлюпнувшие серой уши, Сережик тут же их выдернул и протер — потом, когда уши почищу. Большие складышки с прищепкой для пояса — здорово, все черные, в темноте не блеснет, не попалишься. …Интересно, а че это Старый их за хуй не считает? С поварешкой своей все ходит… — Сережик вспомнил, с каким пренебрежением Ахмет кидал их тогда в мешок, и тут же прицепил один к матерчатому натовскому ремню, стягивающему его щегольские серые штаны. Пистолеты. Так, это лучше не трогать. Протереть, сложить аккуратно, и все. Сережик тщательно перерыл кучу добычи, складывая обоймы рядом с глоками. Теперь ихние волыны посмотрим. …Да-а, во уебище-то… — неодобрительно оглядел Сережик положенную на колени винтовку. Кургузый пластиковый приклад, короткий штырь ствола неладно вылазит из корявого нагромождения черного пластика и такого же черного алюминия. На узле газоотвода торчит высоченный складной намушник, на салазках странная коротенькая оптика — сплошь острые выступающие углы, вся какая-то рифленая, в руках держать несподручно, ужас один. С такой по завалам не полазать, среди арматурки-то, наскрозь проросшей кустами. Сережик развязал хрустящую запекшейся кровью футболку …Эх, бля, забыл состирнуть. Ладно, по утрянке…и вывалил магазины. Присоединил, выкинул патрон. Затвор работал как-то мелко и неразмашисто, чувствовалось, что немного грязного снега с песочком — и все, тушите свет, ведите люсю. …Гавно у них волы-ы-ы-ны… — зевнул угревшийся Сережик, потихоньку вырубаясь.