Мародер
Шрифт:
– О, бля, я ж говорю – во как устроился…
– А это спасибо надо сказать жертвам моего произвола. Я когда их мочить пришел вчера, смотрю – ебать! бухла всякого натащили – год жрать можно. Ну, им, правда – на месяц от силы. А конину эту они, поди, в буфете ДК подрезали, когда он горел.
– Да-а, серьезно он горел, мы аж от Пентагона смотрели – во зарево было… Ладно, хозяин, наливай давай, не трави душу. А то мы на спирт ебаный этот смотреть уже не можем, заебало – спасу нет.
– Че, Конь одним спиртом поит?
Бойцы неодобрительно промолчали, поглядывая на командира. Тому пришлось вмешаться:
– Зяныч, ты это… Может, тебе он и Конь, а нам командир. И мы его уважаем. Ты его Конем без нас
– Пацаны, ладно, попутал. Признаю ошибку, и больше не повторится. Нештяк?
– Да ладно, мы ж без претензий.
– Как он там кстати? И вообще, пацаны, че так по городу творится? А то сижу здесь у хуя на рогах, не в курсах ни о чем. С бабьем вон бодаюсь, бомжатину всякую взрываю. Тьфу, бля, аж противно…
– Да как тебе сказать… Ментов мы еще по осени погасили, в курсе? Прикинь, вообще без потерь! Вон, Серба только и успели зацепить, да, Серб?
– Да хули там, чиркнуло, говорить не о чем… Они даже стволы разобрать не успели, долбоебы. Ни охранения, ни хуя… Как пионеры на курорте. Куда им до наших-то, ебланам – из них если кто и бывал на боевых, то максимум – блокпост в Надтеречном пару месяцев по кругу обсирал. Как ебанули им в окна двумя шмелями [34] – и пиздец войне, одни жареные кишки по потолку. Баб, правда, жалко, которых они ебли там. Так, пяток пидоров еще побегало, пошмаляло, но недолго. Их вообще живыми взяли, вздернули потом перед Пентагоном.
34
Шмель – РПО “Шмель”, ручной пехотный огнемет.
– А щас че? Тихо все, или как? У меня здесь уже тишина, ни стрельбы, ни хуя. Ну, почти. Дальше профилактория и вокзала, правда, не забираюсь – но, по-моему, везде уже тихо…
– Да хуй там – “тихо”, скажешь тоже. Это просто у тебя тут тихо, потому что народу мало. А у нас на ДОКе [35] ни хуя не соскучишься, только одних погасим – еп, уже другая толпа отмороженных собирается. Вот, днями на БЭЦ [36] пойдем, там какой-то молодняк охуевший завелся. Народ ходит, жалуется – типа за кусок хлеба режут целыми семьями. За такое вешать надо, правильно командир это придумал.
35
ДОК – район Тридцатки.
36
БЭЦ – район Тридцатки.
– Эт точно. А как пыштымские, ходят все?
– Да раза три пробовали, оставили человек десять и вроде как успокоились. Вон, Горшеня их там из АГСа хуярил, я сам там не был. Последний раз им заебись накатили там, да, Горшеня? Теперь ходят по трое-пятеро, чтоб незаметней, щиплют тех, кто в садах живет. Садоводы эти иногда сами отмахиваются, иногда за нами присылают. Ну, от нас же, сам знаешь, не набегаешься – бывает, припремся – а уже нехуй ловить, порезали, зажгли и съебались. Надо бы по уму КП [37] восстановить, да полосу, да патрулирование организовать. Перешеек один им оставить, от Булдыма до Наноги – и то уже куда легче было бы.
37
КП – правильно: КПП, контрольно-пропускной пункт. Жители Тридцатки вторую «П» не произносят.
– Заминировать бы, и дело с концом. – встрял, оторвавшись от доширака [38] ,
– А ОЗМки какие, третьи, семьдесят вторые или стошестидесятые? – некстати вклинился в разговор задумавшийся Ахмет.
38
Доширак – лапша быстрого приготовления.
39
МОН – серия осколочных направленных мин. Включает изделия с индексами 50, 90, 100, 200. Сотки и двухсотки называются в народе “тарелками” и встречаются крайне редко.
Бойцы, замолкнув, дружно вылупились на него.
– А ты че, волокешь в этой херне? Сам как раз плачет, что ни одного сапера нет. О, заебись! Нашелся нам МВДшник! Все, щас мы тебя мобилизуем!
– Денис, ты ебнулся?! Какой из меня к хуям сапер, ты че? Так, начитался плакатов в карауле, и все! Просто у нас в карауле вся стена была увешана, заступишь и целый день пялишься поневоле на всю эту срань, тут медведь даже запомнит – а так я эту ебань и в глаза не видал! Смотри, не вздумай Ко… командиру наплесть типа взрывника нашел, как брата прошу! Я ж сам взорвусь и всех нахуй взорву вокруг! Тоже придумал, понимаешь – я ж МУВа от ВПФа не отличу.
– О, епть! Че и требовалось доказать! Вишь, какими мудреными словами ругаешься! Саперскими! Я вот не сапер – я и не знаю. Так что не хуй отмазываться.
Посидели еще немного, допили третью бутылку – уже водку, бойцы собрались восвояси. Военным манером на прощанье обнялись, молотя друг друга по хребту.
– Блин, хорошо как посидели, как раньше прям. – отдувался, натягивая разгрузку, раскрасневшийся Пасхин. – Хозяюшка-а! Спасибо, накормила как у мамы! Да, пацаны?
– Точняк! Да, спасибо, хозяйка! Здоровья тебе! – довольные бойцы еле пролазили в небольшую дверь. – И ты, Зяныч, молодца, наш человек. Не ссы никого – если че, придем, всех покрошим!
Пасхин, выходя последним, малость подзадержался в тесной Ахметовой прихожке.
– Ну че, Зяныч, давай, что ли. Теперь ты к нам заходи, как рядом будешь. Коньяков, конечно, не обещаю, но примем как положено.
– Лады, Денис. Хорошо, что так получилось – хоть посидел с людьми нормальными. А то тут, в этом бля гадюшнике, не с кем словом-то перекинуться – одна пьянь да старичье.
– Ну и че ты тут сидишь? Давай к нам! – снова завелся Пасха.
– Нет, Денька. Я как Коню тогда ответил, так и не переобулся еще. И вот, кстати. Денисыч, я в натуре прошу тебя – ты меня сапером не объявляй. Конь же, сам знаешь, начальник по жизни – привык командовать, я ему откажу, а он меня велит под стволом привести. А с ней, – Ахмет ткнул пальцем в сторону комнаты, – что будет? Коню-то на нее похуй, а у нее кроме меня нет никого.
– Ладно, понял тебя. Сам не доложу, но вот за пацанов – не ручаюсь.
– Ну ты поговори там с ними, ладно?
– Ладно. Ну, будь.
– Давай, удач тебе.
Задвинув засов, Ахмет хотел было разложить базар по полочкам, пока свежо, но выпитое давало себя знать – мысли путались и растекались, как холодец на горячей тарелке. Пришлось решить, что утро вечера мудренее, и отправиться спать. Всю ночь ему снились мины – здоровенные трубы стошестидесятых, компактные болотные тушки семьдесят вторых, чугунные стопочки троечек, спутниковые тарелки старших МОНок.