Марс выбирает смерть
Шрифт:
— Мне страшно, — неуверенно вылетело в пространство.
— Не страну скрывать, что и мне тоже.
— Что ждет нас там, в новой эпохе?
Тяжело закряхтев, Амитас Идам начал натужно покидать кресло. Желая помочь дорогому гостю, мужчина инстинктивно подал свою руку. Подвижная до этого голограмма неожиданно замерла. Холодное покалывание твердой субстанции отпечаталось на нежной коже ладоней Дин-Соя. Встретив препятствие на одной стороне связи, силуэт Амитаса потерял сигнал и застыл на месте. Однако, ненадолго. Через мгновение сухое тело вновь ожило, с великим трудом
— Что ждет? — задумчиво ответил вопросом на вопрос Амитас, усиленно вглядываясь в суетливую даль, — Это зависит только от нас.
Только сейчас стало заметно, насколько сгустились сумерки. Окружающая темнота стала настолько плотной, что пропали ближайшие предметы. Даже отблески города уже не разгоняли плотный, липкий сумрак. Фигуру Амитаса мягко огибали остатки неоновых вспышек. Острый профиль четко отпечатался в тихой пустоте. Наверное, это было единственное, что в данный момент хоть как-то обретало форму.
Внезапно по идеально четкому силуэту прошлась мелкая рябь. Протянув к собеседнику руку, проповедник застыл в полуобороте. Раскрыв рот, он, видимо, пытался что-то сказать. Ни единого слова не слетело с тонких бледных губ. То исчезая, то появляясь, сигнал заставлял голограмму все время мерцать. Не прошло и минуты, как фигура, ставшая похожая на каменную статую, исчезла в воздухе. Сигнал окончательно прервался, заставив мельчайшие частицы доселе незнакомой технологии рассыпаться в прах. Словно ворох блесток, мельчайшие частицы пыли заклубились в густой темноте. Они ловили мельчайшие отблески окружающего, умножая свечение в несколько раз. Заклубившись по начищенному полу, пыль достигла выглаженных брюк Дин-Соя. Тот сделал шаг назад, боясь столкнуться с неизвестностью. Мужчина решился подойти к галозеркалу только тогда, когда странная субстанция окончательно осядет.
Включив объемное отражение, Дин-Сой внимательно посмотрел на самого себя. Далеко не идеальные черты лица практически не подверглись пластическим изменениям. Все они покоились под толстым слоем грима, все еще ожидая свое часа достичь совершенства. Мужчина почему-то до сих пор медлил. Проскользнула склизкая мысль, что делал он это зря. Вполне возможно там, в новой эпохе, ни останется ничего от развитой современности.
Взгляд скользил по множеству колец на тонких пальцах, по изящным изгибам дорогой ткани, что подчеркивала все достоинства фигуры. По ярким голубым пуговицам, по пряжке кожаного ремня с алыми рубиновыми вставками.
Стало тяжело дышать. Дин-Сой обхватил пятерней шею и сделал несколько глубоких вдохов, будто пытался пробить воздухом скованность легких. Вдруг мужчина осознал, что мешал ему вовсе не недостаток кислорода. В горле застрял целый поток невысказанных слов. В них покоились незаданные вопросы, неозвученные признания, исчезнувшие разговоры. Это был тот редкий случай, когда рядом не оказалось ни одного слушателя. От этого становилось безумно страшно.
— Где же ты, Вики? — дрожа, разомкнулись алые губы. — Мне без тебя очень плохо.
Глава 4. Школа Жнецов
Ежемесячный осмотр у Троссендира Одрина прошел в штатном режиме. Требовался он больше для официальной отчетности, нежели практической пользы. После утомительных медицинских процедур всей большой, дружной команде давался законный выходной. Который, по обыкновению, должен был пройти в баре прямо напротив клиники. К несчастью, в этот день многие увеселительные заведения закрылись из-за масштабных демонстраций. Охватили они практически весь город, не пожалев и вожделенное питейное заведение около клиники. Не желая изменять устоявшейся традиции, Трэвиус решил сделать небольшой крюк к окраине. Проблем с развлечениями там не было никогда. Бары работали вопреки беспорядкам, революциям и даже глобальным стихийным катастрофам. Наземный транспортник пробивался сквозь плотную пробку в самом центре Арсии. Единственной трассы, не перекрытой демонстрантами.
Стояла невыносимая жара. Если бы не качественная система кондиционирования, наемники испеклись бы прежде, чем задохнулись. Учитывая, что для некоторых членов отряда тесное соседство со Жнецом переносилось слишком тяжело. Иной раз голова кружилась так, что невозможно было удержать равновесие даже в положении сидя. Именно по этой причине коллеги Моргана считали минуты, когда можно будет удалиться от него хотя бы на пяток метров. Тем более, что сопротивляемость нередко смешивалась со стойким, густым запахом перегара. К слову, не менее тошнотворного, чем сила Пламени.
Несмотря на происходящие события, общее настроение внушало надежду. В воздухе висело предвкушение долгожданного отдыха после непрерывного рабочего марафона в несколько недель.
— Эй, Энберт! Чего такой кислый? — окликнул Гвамал коллегу, заметив, как тот старается дышать глубоко, размеренно и поближе к освежающему потоку кондиционера, — Все по мертвым сиськам страдаешь?
— Да пошел ты.
— А я тебе говорил, что нужно было смотреть! — рассмеялся Гвамал, не применив уколоть в очередной раз Энберта по поводу погибшей храмовницы, — Сдается мне, она только дохлая и могла тебе дать!
Дружный, неприкрытый смех прокатился по салону. Энберт никак не отреагировал. Извечные подколы коллег, ударяющие ниже пояса, были уже привычны, неинтересны и совершенно его не трогали. И страдал он сейчас вовсе не из-за того, что не успел осквернить труп бездыханной храмовницы. Внутри напряженного тела происходила борьба с плотным завтраком, упорно рвущимся наружу.
Впрочем, шутка уже начала жить собственный жизнью. Облегчая тяжелые будни, она переродилась в пустую, не имеющую ни начала, ни конца веселость.
— Я вам поржу! — показал большой кулак Трэвиус, — Мне из-за вас жопу на флаги пришлось порвать. Еще один такой выкрутас — вылетите нахрен!
Особо активные энтузиасты внезапно замолчали. Если Трэвиус что-то говорил, то никогда — просто так.
Зачистка памяти затронула всех членов отряда. Вот только конфликт с храмовниками Трэвиус предпочел не забывать. Ибо придерживался мнения, что осведомлен — значит вооружен. Стоило бы помнить по какой причине крестоносцы проявляли к их отряду острую, неприкрытую агрессивность.