Марс. Книга 1

Астапенков Виталий

– Распался на атомы? Ядерная реакция началась?

– Неизвестно. Данных нет. При здешних температурах он только в газообразном состоянии и может существовать. А для образования кристаллов, давления низкое. Ещё и груз с корабля теперь потерян. Ладно, это я так. А вообще-то, между прочим, мы сейчас как раз проходим мимо того, кто нам дождик наворожит.

Она поколдовала над пультом, и на экране высветилось увеличенное изображение КППМ – модернизированного климатического погодного преобразователя, подогнанного здешними инженерами под особенности Марса. Он сильно напоминал перевёрнутую земную грушу расширенной с одного торца полусферой и торчащим стеблем энерговода, обращенного к поверхности, с другого. 7000 подобных КППМ были подвешены в верхних

слоях атмосферы, разделяя Марс на квадраты и сплетая невидимую вуаль, наброшенную на планету. Центры ячеек наземных террамодуляторов, жёстко связанные силовыми линиями М-генераторов в гигантскую сеть. Газ, образующийся в результате переработки песчаного слоя почвы полями марпоники, в дневные часы поднимался к этой сети, где обрабатывался, обогащался, очищался, сгущался не то низкочастотными модулированными сигналами, не то, наоборот, высокочастотными, а ночами опускался вниз редким-редким пока туманом. Я ничего не смыслил в сложнейших терра-химических процессах, но, по-моему, и сами создатели, исключая разве что одного-двух, не понимали толком, что такое марпоника и её взаимодействие с КППМ, называя всё это просто «процессом».

Я с уважением разглядывал зависшую на верхушках почти незаметных облаков тёмную махину раз так в пять больше МОУ. Она казалась неподвижной, хотя ветры на такой высоте должны были дуть неслабые. Наш модуль ощутимо потряхивало сейчас, когда мы добрались до верхней границы облаков, несмотря на корректирование курса компьютером. Протянувшийся на добрых три десятка метров энерговод был облеплен длинными и тонкими синевато-белыми кристаллами льда, похожими на стеклянные конусы-клинья. Чем-то всё это напоминало гигантский поплавок, заброшенный космосом в воздушную заводь планеты. Тем более, что у самого конца-раструба из стороны в сторону под порывами ветра раскачивался какой-то тёмный предмет двух метров длиной. Словно червячок.

Даша вдруг охнула, наклонилась к панели, быстро набрала команду и взялась за выскочившую откуда-то из недр пульта луковицеобразное навершие гибкого рычажка ручного управления. МОУ тут же повело в сторону и вниз. Сердце провалилось куда-то в желудок. Я растерянно поглядел на девушку. Та, закусив губу, сосредоточенно уставилась в экран, краткими выхлопами маневровых двигателей подводя модуль к энерговоду. Их толчки, вкупе с порывами ветра, заставляли МОУ трястись мелкой дрожью, от которой противно ныли зубы.

Я перевёл взгляд на экран. Мы подлетели уже достаточно близко, чтобы можно было разобрать, из-за чего так переполошилась девушка. И это мне очень не понравилось.

Непонятный предмет был скафандром, пробитым насквозь ледяным конусом чуть изогнутого кристалла. Под порывами ветра тело дёргалась, как в нескончаемой агонии, иногда складываясь почти пополам, словно пытаясь высвободиться, выпрямлялось и вновь складывалось.

Даша подвела модуль чуть ли не впритирку – до энерговода осталось не более десяти-двенадцати метров, и выпустила наружу штангу пробозаборника. К сожалению, в отличие от спокойного космоса, турбулентность воздушных потоков не позволяла точно накрыть тело ловушкой сети. Девушка пыталась снова и снова, и с одинаковым результатом. Нулевым. Из прикушенной губы в воздух сорвалась крошечная капелька крови.

Я вздохнул, отстегнул паука безопасности и выбрался из кресла. Тело протестующее взвыло.

«А вот шиш тебе! – мрачно подумал я. – Ты мне ещё не указывало».

И направился к панели входа. По моим прикидкам, бокс с запасным скафандром должен был находиться рядом. Там он и находился. Шлем на специальном креплении и костюм из металлопластика. Поднимая ноги, будто земная цапля, я стащил свой скафандр и натянул новый; то ещё удовольствие в условиях невесомости. Собственно, это был даже не скафандр – высотный костюм с усиленной защитой для работ на низких орбитах. Запустил режим шлюзования и открыл панель входа, дунувшего морозом в лицо. Надел шлем и побрёл, шаркая подошвами к пока ещё закрытой горловине, лепестками обвивавшую выдвинутую мачту пробозаборника.

Спустя несколько минут – я как раз остановился под горловиной люка – створки втянулись в пазы: кислородная смесь была откачена.

Я ухватился за шест, слегка оттолкнулся ногами от палубы и полез к выходу, перебирая руками. Выбраться оказалось сложнее, чем попасть внутрь: мешали торчавшие в люке штанги мачты. Пришлось прижиматься к ним всем телом и медленно подтягиваться, стараясь не зацепиться ранцем за края горловины. Избежать пары-тройки ударов все же не удалось: МОУ продолжало изрядно трясти. А мысль сложить пробозаборник я отверг, войдя в отсек, он был мне нужен. В конце концов, протиснувшись наружу, я облегчённо вздохнул. Зря, как оказалось. Порывы ветра долбили в спину, в шлем, в грудь, со всех сторон, явно желая оторвать от шеста наглого человечишку, расползавшегося здесь, на высоте. Мачта пробозаборника бултыхалась, я не мог подобрать иного слова, из стороны в сторону по мере удаления от модуля.

Я торопливо вытянул из набедренной сумки скафандра страховочный трос, обернул вокруг мачты и защёлкнул карабин замка. Подрегулировал фиксатор, чтобы тот не скользнул в обратном направлении, и пополз по штангам к трясущемуся концу. К счастью, автоматика скафандра была в полном здравии, в частности, обдув. Иначе вообще бы ничего не видел от заливавшего глаза пота. «Похудеешь с этими перелётами», – мелькнула совершенно неуместная мысль.

Добравшись до последней штанги, увенчанной розеткой с выпущенными щупальцами сети – большей частью облепившей под ветром последние метры мачты пробозаборника, – я, наконец, понял, каким оптимистом был десять минут назад, в модуле. Последние штанги не просто раскачивало, их мотало по рваной амплитуде вверх-вниз, из стороны в сторону, доводя до тошноты. Обхватив руками-ногами ствол мачты, и прижавшись к ней, как к любимой девушке, я запустил движок ранца и тщетно старался уловить миг, когда можно было бы попытаться перескочить к энерговоду, не рискуя стопроцентно упорхнуть куда-нибудь.

И дождался, пропустив несколько подходящих моментов.

Оттолкнувшись от штанги, я ухнул головой вниз, получил пару чувствительных ударов в бок, не смягчённых даже скафандром, и судорожно вцепился в удивительно прочный ледяной кристалл, наросший на пластиковой трубе. Подтянулся и, наконец, ухватил за предплечье жуткую фигуру, оказавшуюся намного больше, чем смотрелась со стороны.

Под очередным порывом ветра, она согнулась, будто пытаясь вырваться, и опять распрямилась. В тот же миг я с силой дёрнул её на себя.

Не представляю, как я её не выпустил, когда нас сорвало с энерговода и понесло в сторону и вниз на разматывающемся тросе. И потом, когда болезненный удар-толчок остановил безумный полёт, и мы повисли, раскачиваясь из стороны в сторону в семидесяти метрах под пробозаборником.

«Задним умом крепок» говорили раньше. Действительно, стоило подумать, прежде чем отправляться в спасательную экспедицию. Напоясной лебёдки в высотном костюме не было, всё ж таки это не скафандр в полном смысле слова и не костюм спасателя, а подтянуться на одной руке в таком воздушном потоке, плотностью напоминавшим стекло – всё видно, а не пройдёшь, – да ещё с неудобным грузом было просто нереально. Для меня, во всяком случае. Я не Геракл. Приходилось уповать на Дарью, надеясь, что девушка что-нибудь придумает, а не просто решит приземлиться. Иначе, мне не поздоровится: скафандр долго не выдержит.

МОУ плавно двинулся, оставляя слева махину преобразователя. Я болтался на тросе, обхватив обеими руками сорванную с КППм фигуру, время от времени выписывая такие кульбиты, что начинал опасаться, как бы этим самым тросом не захлестнуло шею. По моим прикидкам, оставалось несколько минут, пока ветер и мельчайшие частицы пыли прорвут скафандр, но тут модуль выскользнул из турбулентной зоны; экзосфера у Марса начинается намного ближе к поверхности, чем у Земли.

Тряска прекратилась. МОУ как бы завис в голубоватой серости, а меня по инерции продолжало нести. Теперь уже в космос.