Марш 30-го года
Шрифт:
Молчание. Вот и все. Можно продолжать мой путь?
С о б ч е н к о : Нет, минуточку. Вот бакинцы выполнили пятилетний план в два с половиной года. Разве это не энтузиазм?
В о р г у н о в : Да нет! Подобрались хорошие, честные, уважающие себя работники. Они всегда одинаковы - и с энтузиазмом и без энтузиазма. А сволочь всегда есть сволочь, и нечего призывать ее к подвигам. Дать стрихнина - и все.
Ж у ч е н к о : А вот вы не правы, так не правы! Нас тогда всех стрихнином потравить нужно было...
В
Ж у ч е н к о (смутился): Да... так. Мы, тоже, знаете... всяко бывало.
Г е д з ь : Да это же известно, чего там скрывать. Мы, товарищ Воргунов, были, как бы это выразить... не так, чтобы очень честные...
В о р г у н о в : На работе?
Г е д з ь : Нет, не на работе...
В о р г у н о в : Меня интересует только работа, а если вы там от любви или от голода... ну так это... это другое дело, совсем другое дело... Ну, я плыву дальше... (Он уходит несколько расстроенный и сгорбленный.)
Г е д з ь : Здорово завернул.
Ш в е д о в : Он правильно сказал. Конечно, нужны прежде всего точность и освоение техники.
К л ю к и н : И энтузиазм!
Ш в е д о в : Вот для него как-то места не находится.
К л ю к и н : Жалко, что я на посту стою. А то я треснул бы тебя прикладом по голове за такие разговоры, хоть ты и секретарь.
С о б ч е н к о : Давай я за тебя постою, а ты тресни...
Ш в е д о в : Постойте, чем неправильно?
К л ю к и н : А ты понимаешь? Точность ему показали. А раньше он о точности не слышал? И у буржуев есть точность.
Г е д з ь : Ты точности дай волю... Они с тебя и шкуру стянут по всем правилам математики. Точность у них называется расчетом...
С о б ч е н к о : А этот дед тоже, видно, такой... буржуазный...
К л ю к и н : Ты этого деда не знаешь, так и молчи...
С о б ч е н к о : А что? Почему не знаю?.. Вот он говорит...
Г е д з ь : Он чудак.
К л ю к и н : Он чудак только снаружи... и бывает... такое закручивает. А на самом деле он у нас тут первый энтузиаст.
С о б ч е н к о : О!
З ы р я н с к и й : Ты тоже, Клюкин, закручиваешь...
К л ю к и н : А ты смотри. Мы вот с тобой смеемся, а он, смотри, какой черный ходит. Думаешь, отчего это? Он душой болеет...
С о б ч е н к о : Это еще ничего не значит.
Блюм входит.
Ж у ч е н к о : Соломон маркович, энтузиазм нужен или не нужен?
Б л ю м : Ну, это как сказать... Если что-нибудь получить, так почему, пожайлуста, энтузиазм нужен, это хорошее дело... А то другой получит, а ты будешь стоять как из кулька в рогожку. Ну, а если платить, например, так зачем тебе энтузиазм? Если тебе есть чем платить, так с тебя возьмут, не беспокойся, ну, а если тебе нечем платить, так нужно тихонько сидеть и не кричать, для чего тебе этот самый энтузиазм...
Смех.
Ш
Б л ю м : И в работе так: когда ты умеешь что-нибудь делать, так пожайлуста... А когдане умеешь, так кому ты нужен с твоим энтузиазмом. Не мешай другому - и все.
Ш в е д о в : То же самое.
Б л ю м : Что, то же самое?
Ж у ч е н к о : И Воргунов так говорит.
Б л ю м : Ну, так он же образованный человек, потому так и говорит.
С о б ч е н к о : Соломон Маркович, где вы были целый день?
Б л ю м : У Соломона Марковича нет письменного стола, так он целый день бегает. А тут еще эту старую столярную на меня набросили.
Г е д з ь : Соломон маркович, вы эту столярную скорее разбирайте.
Б л ю м : Кого разбирать, что вы говорите? Я на ней еще заработаю полмиллиона.
С о б ч е н к о : Не заработаете, она сгорит раньше.
Б л ю м : Ну, что вы!
Ж у ч е н к о : Все коммунары говорят, что сгорит. Дня такого нет, чтобы там что-нибудь не загорелось.
Б л ю м : Вы знаете, я и сам так думаю. Даже ночью спать не могу... Ой! (Ушел наверх.)
З ы р я н с к и й : Ну, ребята, переодеваться, скоро будут ужин давать. (К Лаптенко.) А ты как, привык ужинать? (Ребята расходятся.)
Л а п т е н к о : Три дня ничего не ел.
З ы р я н с к и й : Какой же ты беспризорный после этого? Мы таких не принимаем.
Л а п т е н к о : А как же?
З ы р я н с к и й : А ты не знаешь как? Ты что сегодня спер на базаре?
Л а п т е н к о : Я?
З ы р я н с к и й : Ну да...
Л а п т е н к о : Так... только подметки... пару.
З ы р я н с к и й : Где ж они?
Л а п т е н к о : Кого, подметки?
З ы р я н с к и й : Да.
Л а п т е н к о : Прошамал.
З ы р я н с к и й : То-то же. А то: "Три дня не ел". Дураком прикидываешься. Ты если в коммуну поступаешь, так брехать брось. (Ушел в столовую.)
Н а т а ш а (входит): Здравствуй, Вася.
К л ю к и н : О, Наташа, здравствуй, как это ты?
Н а т а ш а : Пришла проведать. К девочкам некого послать?
К л ю к и н :Да ты иди прямо в спальню. Там все.
Н а т а ш а : А кто дежурный сегодня?
К л ю к и н : Зырянский.
Н а т а ш а : Ой, вот не повезло...
К л ю к и н : Да ты не бойся, иди, что он тебе сделает?
Зырянский и Синенький выходят из столовой.
З ы р я н с к и й : О, а вы чего пожаловали?
Н а т а ш а : Нужно мне...
Наверху Ночевная и Деминская.
З ы р я н с к и й : Скажите, пожайлуста, - "нужно". Убежала из коммуны, значит, никаких "нужно".
Н о ч е в н а я : Наташа, ой, какая радость! Наташенька, миленькая! (Обнимает).