Марш 30-го года
Шрифт:
Ж у ч е н к о : Как только комсомольское кончится, давай ужин.
С о б ч е н к о : Только вот беда: инженеры и конструкторы будут ожидать, пока мы поужинаем?
Ж у ч е н к о : Да чудак какой! Пригласи их поужинать...
С о б ч е н к о : Правильно... А здорово сегодня!
Ж у ч е н к о : Ты, Шведов, молодец. Сегодня комсомол взял завод в руки...
Ш в е д о в : Да... Сколько сегодня машинок?
Ж у ч е н к о : Тридцать шесть.
Ш в е д о в : Хорошо. До пятидесяти близко. Вот тебе и ласточкин хвост.
Ж у ч е н к
С о б ч е н к о : Забегай подозревает в краже масла Федьку и Ваньку Синенького.
Ж у ч е н к о : Не может быть...
С о б ч е н к о : А вот я уверен, что на совете и вороство откроется. У пацанов есть какие-то намеки.
Ш в е д о в : Ну, идем на собрание, а то там Клюкин уже парится.
Шведов вышел. В дверях Воробьев и Наташа.
В о р о б ь е в : Жучок, задержись на минуту.
Ж у ч е н к о : Ну добре.
С о б ч е н к о : А эти влюбленные все ходят.
В о р о б ь е в : Вот подожди, Санька, и ты влюбишься когда-нибудь.
С о б ч е н к о : Чтобы я такую глупость мог на своем лице размазать? Да никогда в жизни. На тебя вот смотреть жалко. Что твоя физиономия показывает, так и хочется плюнуть.
В о р о б ь е в : А что?
Н а т а ш а : Смотри ты какой! А что она показывает?
С о б ч е н к о : Да ты посмотри на него. Разве можно при всех такое показывать? Написано прямо: Наташа лучше всех, лучше солнца и месяца. Я на месте Алексея Степановича не поехал бы. Стоит, ты понимаешь, какой-нибудь телеграфный столб, а ему померещится, что это "ах, Наташа". Он и влепится всем радиатором.
В о р о б ь е в (хватает Собченнко в обьятия и валит его на диван): Будешь вякать?
С о б ч е н к о : Да брось, ну тебя, зайдут сюда. (В дверях.) Все-таки, Жучок, ты с ним осторожнее. С ним только по телефону можно разговаривать. (Ушел.)
Ж у ч е н к о : А вид у вас в самом деле... на шесть диезов.
В о р о б ь е в : Подумай, Жучок, кончаются наши страдания. Ты только помоги.
Ж у ч е н к о : Да чем тебе помогать?
В о р о б ь е в : Самое главное, чтобы Наташу не мучили. Она этих ваших командиров боится, как шофер пьяного...
Ж у ч е н к о : А ты сам приходи в совет, я дам тебе слово. Да ничего такого страшного и не будет. Против вас только Зырянский. Это уже известно.
В о р о б ь е в : Самое главное, Наташа, ты не бойся. Мы такого ничего плохого не сделали.
Уходят все. Пауза.
Входят Крейцер, Захаров, Дмитриевский и Троян. Крейцер и Троян усаживаются на широком диване. Захаров разбирается в бумагах на столе. Дмитриевский ходит по комнате. Закуривают.
К р е й ц е р : Здесь можно и покурить... Ну, я доволен. Молодцы комсомольцы. Замечательно правильная у них постановка. Хорошая молодежь...
З а х а р о в : Да, горизонты проясняются...
К р е й ц е р : Проясняются горизонты, Николай Павлович? А?
Т р о я н : Наши горизонты всегда были ясными, Александр Осипович. Это, знаете (улыбается), на дороге пыль. Бывает, подымаются
К р е й ц е р : Вы прелесть, Николай Павлович, честное слово. Ну а все-таки еще и сейчас у вас есть темные тучки, места разные.
Т р о я н : Да нет. Ничего особенного нет, темного такого. А если и есть, так и причины более или менее известны. (Улыбается.) Надо немножко ножиком... ланцетом. Потом перевязочку - и все.
К р е й ц е р (смеется): Это хорошо. А разве раньше нельзя было... ланцетиком?
Т р о я н (улыбается): Видите ли, всякая причина... она должна, так сказать, назреть...
К р е й ц е р : Это не революционная теория.
Т р о я н : Нет, почему, революционная. Накопление изменений, количество и качество и так далее... Диалектика.
К р е й ц е р : А я вот не могу ждать. Всегда это хочется раньше ампутацию проделать... И, сколько я знаю, помогает...
Т р о я н : Возможно. Это уже дело практики. Вы, так сказать, опытный хирург, а я только философ, да и то беспартийный. Практика, она немножко дальше видит в отдельных случаях.
Д м и т р и е в с к и й : Я, пожалуй, согласен с Николаем Павловичем. Необходимо ланцетиком действовать. И сегодня же произвести повальный обыск.
К р е й ц е р : Повальный обыск? Что вы!
Д м и т р и е в с к и й : Да, повальный, в спальнях у коммунаров. Я уверен, что найдете много интересного. Вы посудите: каждый день кражи. Разве это завод?
З а х а р о в : Вы считаете возможным оскорбить двести коммунаров. Из-за чего?
К р е й ц е р : А вот мы спросим Николая Павловича. Вы тоже имели в виду повальный обыск, когда говорили о ланцете?
Т р о я н : Повальный обыск это не ланцетом, а столовым ножом и притом по здоровому месту.
Д м и т р и е в с к и й : Вы меня чрезвычайно поражаете, Николай Павлович, чрезвычайно поражаете. Я не могу допустить, чтобы вы не пониали, что кражи у нас - бытовое явление. Все случаи известны. Крадут все. Несколько дней назад украли флакон дорого масла прямо из станкового шкафчика у Забегая. Наконец, сегодня у Белоконя украли часы прямо из кармана, как в трамвае. Надо все же решить, будем мы бороться с воровтсвом или примиримся с тем, что наш завод строится на воровской рабочей силе...
К р е й ц е р :Эх, зачем вы так: "На воровской рабочей силе"? Значит, вы очень далеки от коммунаров, какие же они воры?
Д м и т р и е в с к и й : Я привожу факты, а вы хотите их не видеть. Рекомендуете мне стать ближе к коммунарам. Если это поможет искоренению воровства, дело, конечно, хорошее. Но ведь согласитесь, это не моя задача, я не воспитатель, а главный инженер завода, а не воспитатель.
К р е й ц е р : Хорошо. Допустим, крадут. Произведем повальный обыск, все сделаем. Давайте все-таки о другом. Пятидесяти машинок нет? С выключателем засыпались, вывозит Одарюк, автомат прикончили, да и, кроме того, много разных анекдотов: штативы, пружины, бокелит и прочее. Вы это как будто смазываете, Георгий Васильевич.