Марш 30-го года
Шрифт:
Р о м а н ч е н к о : Мы и не знали, что оно у тебя есть. Правда же, Ванька, не знали?
Синенький небрежно мотает головой.
З а б е г а й : Вот распустили вы их, Алексей Степанович. Стоит и брешет, не знали. А сколько ты ко мне приставал: дай помазать. Приставали?
Р о м а н ч е н к о : Ну, приставали...
З а б е г а й : Ну и что же?
Р о м а н ч е н к о : Ну и что же. Не даешь - и не надо.
З а б е г а й : А сколько раз вы просили Соломона Марковича купить вам такого масла? Чуть
Р о м а н ч е н к о : А что ж тут такого? Просили. Ни с какими слезами только, а просили...
З а б е г а й : А вот уже четыре дня, как не просите и не вякаете. А?
Р о м а н ч е н к о : И не вякаем. А что ж...
З а б е г а й : А почему это?
Р о м а н ч е н к о : До каких же пор просить? Не покупает - и не надо. Тебе купил, а нам не покупает. Значит, он к тебе особую симпатию имеет.
Б л ю м : Ой, какой вредный мальчишка...
З а б е г а й : А мажете вы как?
Р о м а н ч е н к о : Обыкновенно как.
З а б е г а й : Я уже знаю. Встаете, еще вся коммуна спит - и в цех. Федька мажет, а Ванька на страже стоит. Что - не так?
Р о м а н ч е н к о : Мажем, как нам удобнее.
С и н е н ь к и й : И ты можешь раньше всех встать и мазать.
З а б е г а й : Вот ироды!
Б л ю м : Вы такие хорошие мальчики...
З а х а р о в : Убирайтесь вон...
Федька и Ванька салютуют и скрываются. Вальченко, Торская и Блюм смеются.
Улыбаются Захаров и Забегай.
З а б е г а й : Ну, что ты будешь с ними делать?
Б л ю м : Я для вас, товарищ Забегай, куплю еще такого масла. А они пускай уж мажут. Они же влюблены в свой "кейстон".
С о б ч е н к о (заглядывает в дверь): Алексей Степанович, даю сигнал на совет.
З а х а р о в : Есть сигнал на совет.
В о р г у н о в (входит и располагается на большом диване): Выяснили с маслом, Забегай?
З а б е г а й : С ними выяснишь! Когда вымажут флакон, сами скажут, а теперь ни за что. Им масло жалко. И где они прячут?
В о р г у н о в : Шустрые пацаны. Станок у них: не у каждой барышни такая постель.
З а х а р о в : Согласитесь, Петр Петрович, это новая культура.
В о р г у н о в : Пожалуй, новая...
З а б е г а й : Социалистическая...
В о р г у н о в : Вы думаете?
З а б е г а й : А как же?
В о р г у н о в : Так. Ну, а я еще подумаю.
В коридоре сигнал на совет командиров. Синенький, продолжая играть сигнал, марширует в кабинет. За ним, отбивая шаг, марширует Федька и еще три-четыре пацана одинакового с ними возраста. Кончив этот марш, они вдруг выстраиваются и начинают петь на мотив развода караула из "Кармен". Синенький подыгрывает на своей трубе.
Хор (за сценой).
Папа римский вот-вот-вот
Собирается в поход.
Видно,
Ожидаем третий год...
Туру-туру-туру,
Туру-туру, туру,
Туру-туру-туру,
Туру-туру, туру, туру,
Туру-туру-туру.
Воргунов живо аплодирует, мальчики собираются к нему.
В о р г у н о в : Честное слово, хорошо. Вы были на "Кармен"?
Р о м а н ч е н к о : Аж два раза. И наш оркестр играет. Мы можем еще спеть для вас марш из "Кармен": Петьки, Федьки, Витьки, Митьки.
Ж у ч е н к о : Эй, вы, музыканты, успокаивайтесь, пока я вас отсюда не попросил...
Р о м а н ч е н к о : Мы возле вас сядем, товарищ Воргунов. А то наша жизнь плохая: кто чего ни скажет, а Жучок на нас кричит.
В о р г у н о в : Ну что же, садитесь.
Р о м а н ч е н к о : Вы у нас будете, как дредноут, а мы подводные лодки.
С и н е н ь к и й : Вы знаете как, товарищ Воргунов? Если Жучок будет нападать, вы правым бортом, а если Алексей Степанович - левым бортом.
В о р г у н о в : А вы меня тут нечаянно не взорвете? Подводная лодка, знаете, опасная вещь...
С и н е н ь к и й : Ого! Вот вы сегодня увидите: будет атака подводных лодок - прямо в воздух.
К р е й ц е р : У вас такие серьезные планы, подводные лодки?
Р о м а н ч е н к о : Даже самим немного страшно.
Б л ю м : А почему вы говорите "подводные лодки"? Настоящие моряки так не говорят. Говорят: подлодки.
С и н е н ь к и й (улыбается): Так это мы для непонимающих, для разных сухопутных.
К этому времени в кабинете собрались все пять командиров, человек пятнадцать-двадцать старших коммунаров. Не нашедшие места на диване стоят у дверей. "Подлодки", разместившиеся было на диване, уступая места старшим и взрослым, постепенно опускаются на ковер, окружая большой диван со всех сторон. Прежде всего им пришлось уступить место на большом диване Крейцеру, потом Трояну; Торская и Вальченко устроились у стола Захарова, недалеко от них Блюм. Дмитриевский и Григорьев держатся особняком в самом
дальнем углу. В кабинете стало тесно.
Ж у ч е н к о : Ну, довольно.
Пауза.
Первый!
К л ю к и н : Есть!
Ж у ч е н к о : Второй!
З ы р я н с к и й : Есть, второй.
Ж у ч е н к о : Третий!
Д о н ч е н к о : Есть.
Ж у ч е н к о : Четвертый!
З а б е г а й : Четвертый непобедимый есть.
Ж у ч е н к о : Пятый!
С о б ч е н к о : Пятый на месте.
Ж у ч е н к о : Голосуют командиры, члены бюро, начальник коммуны и товарищ Крейцер, а также главный инженер. Могут присутствовать и брать слово все коммунары, но предупреждаю, в особенности компанию подводных лодок, что при малейшем, знаете (улыбнулся), выставлю беспощадно.