Марш Акпарса

Крупняков Аркадий Степанович

— Это глупо и безрассудно. Дорогу в Нуженал пока забудь.

— Забыть?

— Пока. На время. Беда тебя ждет в родном илеме.

— Беда? Она и так рядом со мной.

— А об отце своем ты подумала, о людях наших подумала? Неужели я ради этой черной вести пришла к тебе? Мы считали, что ты о смерти Аказа знаешь давно. Я пришла передать тебе совет отца...

— Говори...

— Ты знаешь, кто сейчас Большой лужавуй?

— Откуда мне знать?

I Мырзанай. Пакман чалымским лужаем правит, а Мырынзай теперь всю власть над Горной стороной взял. Мурза у нас дивно не был, ты знаешь, он за Перекопом пропадает — Мырза­най что хочет, то и делает. И помешать ему некому. Аказ погиб, Туга умер, а Ковяж на его дочке женат. В округе все говорят, что ты сама к мурзе поехала. Пакман думает, что тебя сюда отец той послал, и они Боранчею дышать не дают. Лучшие земли твоего отца заняли, угодья для охоты отняли. И отец твой повелел сказать: уж если ты Аказу не досталась, если женой Пакмана быть не хочешь, а отдалась мурзе, то помоги отцу. Зачем то ты сама сладко ешь, мягко спишь, а об отце забыла?

— О чем ты говоришь? Я до сих пор верна Аказу!

— Забудь его, пригрей мурзу, затми его рассудок. Повиновеньем, нежностью его покори.

— Да ты в своем ли уме?

— Сперва дослушай. Настанет день, когда тебя мурза назовет женой...

— Пусть твой язык отсохнет. Седая, а ума не нажила!

— Пойми, весь Горный край тебе станет подвластным. И если ты захочешь, мурза сам к твоим ногам бросит Мырзаная. Его Никто не любит — все Большим лужавуем отца твоего назовут.

Тогда все простят, что ты сама пошла в постель мурзы. Другого пути теперь для тебя нет.

Нe зря говорят: нельзя до бесконечности натягивать тетиву. Нервы у Эрви все время как натянутая струна была. Но теперь вникла. Эрви села на скамью, опустила низко голову, задумалась, зачем ей жить, если Аказа нет? Куда стремиться, если дома ждет ее позор и смерть? Может, старуха права? Приехать домой сильной и властной, отомстить Мырзанаю, найти убийц Аказа. помочь отцу и народу.

— Что передать отцу? Говори скорее! Мне тут долго быть нельзя.

— Скажи — я сделаю, как он хочет. Мне теперь все равно.

— Давно бы так,— Шемкува погладила волосы Эрви, тихо вышла...

...Бикечи говорят: в гареме, в самых лучших комнатах живут самые худшие женщины. Это они о женах мурзы так говорят. Старшая жена мурзы Паху-бике давно на мужа махнула рукой — она стара. Ее взяли для мурзы из-за богатства. Он моложе ее был тогда на восемнадцать лет. Сейчас ей шестой десяток идет. Вторая валидэ, Джамиля, вся в молитвы ушла. Ходит из мечети в мечеть, аллаху предана. Ей все равно: есть у мурзы возлюбленная или нет. Четвертая жена, хоть и молода, но ленива и чревоугодница. Одна забота у нее: поесть сытно, поспать долго. Детей у нее нет, забот о муже — тоже.

Зато третья жена, Саида, сильно забеспокоилась, когда рядом с нею появилась Эрви. У Саиды четверо детей, все сыновья. Ей о наследстве надо думать. Саида следила за каждым шагом Эрви, и когда к той прошла Шемкува, сразу сообразила, что пос­лал ее туда мурза. Саида вслед за Шемкувой подошла к двери, приникла ухом к щели. Саида поняла, зачем послана старуха. Если дикарку уговорит, будет она женой мурзы.

Утром в доме стало известно, что прибежал с Горной стороны парень и принес мурзе весть: крепость на Суре построена, муж Эрви жив, русские собирают в той крепости большое войско и хо­тят на Казань идти. Обрадовалась Саида и, улучив удобную ми­нуту, постучалась в дверь Эрви.

— Что надо?—неласково спросила Эрви.

— Радостную весть хочу тебе сказать. Был с вашей стороны Пакманка и сказал, что муж твой Аказ живет в крепости на Суре...

— Он жив?

— И здоров. Русские дают ему сорок тысяч воинов, скоро тебя выручать придет.

— Русские воины на Казань придут — тебе какая радость? Не верю я твоим словам.

— Я не хочу, чтобы ты грела постель моего мужа. Потому и пришла к тебе. Ты мне верь, а старухе не верь. Ее мурза с ложью к тебе послал. Пойми: без его позволения ни один чужой человек в гарем проникнуть не может. Я все сказала.

У Эрви будто крылья за плечами выросли. Дали русские Аказу войско или не дали, не это главное. Главное — Аказ жив! Теперь она знала, как говорить с мурзой, знала, что делать. Весь день была радостной, а поздно вечером пришел в ее комнату Кучак.

— Пакман в Казань прибежал. Хочешь увидеть его?

— Хочу.

— Только он горестные вести принес...

— Все равно хочу.

Мурза хлопнул в ладоши, вошел, склонившись, евнух. Через малое время привел Пакмана.

— О, Эрви. Ты стала красива, как луна в зимнюю ночь,—ска­зал тот.

— А ты возмужал, Пакман. Здравствуй.

— Я привез тебе поклон от Боранчея.

— Спасибо. Здоров ли он?

— Постарел сильно. Велел тебе мурзу слушать, покорной быть.

— Муж мой, Аказ, здоров ли? Почему он поклон не послал?

— Разве ты не знаешь: Аказа нет в живых. Его убили русские.

— Когда?

— В ту ночь. Он побежал тебя догонять, наскочил на русских, его зарубили.

— Как ты узнал?

— Я сам похоронил его. У Волчьего оврага.

— В прошлую ночь ко мне мурза Шемкуву прислал — она го­ворила, что Аказа убили в крепости на Суре. Кто из вас лжет?

Пакман виновато глянул на мурзу, тот боднул головой в сто­рону двери, и Пакман исчез.

— Так кто же из вас говорит правду?—спросила Эрви.

— Пакман не поумнел. Захотел похвастаться. Ты одно знай: Аказа нет.

— Отпусти меня домой.