Маршал Малиновский

Соколов Борис Вадимович

Несомненно, и эту историю Лариса Николаевна слышала от мужа. Только, мне кажется, насчет того, что он был на содержании у молодой купчихи, она уже домыслила. Ведь Родиону тогда было 15 или 16 лет, и роман с купчихой у них, возможно, был чисто платонический.

Еще в качестве компромата на бывшего супруга Лариса Николаевна сообщила, что в царской армии Малиновский будто бы получил первый офицерский чин (об этом речь пойдет в следующей главе). Прошлась и по поводу неподходящего социального происхождения его родственников: «Его тетка по матери — Лидия — была фрейлиной при Дворе, а при Сов. Власти вышла замуж за крепкого кулака, и жили единолично там же в Винницкой губернии. Дядя по матери (на которую ссылается биография как на батрачку, но у которой был свой выезд и своя прислуга) сбежал за границу».

Любовь к купчихе, очевидно, компроматом не являлась. Более серьезным было обвинение в том, что Малиновский знал, что его отец — большой жандармский начальник, судя по должности — не меньше чем полковник. Во времена Сталина это называлось сокрытием социального происхождения и грозило самыми серьезными неприятностями, вплоть до расстрела. Раз человек скрывает, кем был его настоящий отец, значит, ему нельзя

доверять. Одной из причин гибели генерал-полковника Григория Михайловича Штерна, расстрелянного в октябре 41- го, стало то, что он утаил неподходящее социальное происхождение (назывался сыном врача, тогда как отец был довольно состоятельным служащим кредитной конторы), в чем вынужден был сознаться в покаянном письме на имя Ворошилова. Его реабилитировали в 1954 году, как раз тогда, когда поступил донос на Малиновского. Понятно, что до 1946 года, когда они развелись, подавать такого рода донос для Ларисы Николаевны означало рубить сук, на котором сидишь. Но почему после развода она ждала целых восемь лет? Неужели жалела бывшего мужа, боялась, что расстреляют? Думаю, причина в другом. Как раз в 1954 году скончалась Варвара Николаевна Малиновская, родившаяся в 1879 году. Ясно, что при живой матери маршала писать, что его отец — высокопоставленный жандармский офицер, было просто рискованно, причем совершенно независимо от того, соответствовало это истине или нет. Варвара Николаевна наверняка не стала бы подтверждать версию о жандармском начальнике, а придумала бы для Родиона Яковлевича какого-нибудь родителя рабоче-крестьянского происхождения. Тогда Ларису Николаевну могли обвинить в клевете со всеми вытекающими последствиями (особенно если у Сталина в тот момент не было нужды избавляться от Малиновского). Ведь Варвара Николаевна очень гордилась, что ее сын — маршал, и компрометировать его бы не стала.

Так кто же был отцом маршала? Согласно данным «Памятной книжки Херсонской губернии на 1901 год» (Одесса, напомню, была всего лишь уездным городом Херсонской губернии, хотя по переписи 1897 года — четвертым по численности населения городом Российской империи — 404 тыс. жителей; ее обгоняли только Петербург — 1265 тыс., Москва — 1039 тыс. и Варшава — 626 тыс.), начальником Жандармского управления г. Одессы числился полковник Владимир Александрович Безсонов. Было еще в Одессе Жандармское полицейское управление. Его возглавлял полковник Виктор Яковлевич Шеманин. С фамилией Бургонь, как видим, обе эти фамилии не имеют ничего общего. Спутать их нельзя при всем желании. А вот начальником Одесской городской полиции, согласно данным той же «Памятной книжки…», был «полицмейстер (ИД — исполняющий должность), числящийся по армейской пехоте и состоящий при Министерстве внутренних дел, с откомандированием в распоряжение градоначальника, полковник Яким Иванович Бунин». Вот фамилия «Бунин» с фамилией «Бургонь» явно созвучна, особенно учитывая, что ударение Лариса Ивановна, скорее всего, ставила на первый слог. Принимая во внимание, что Якима Ивановича Бунина в Одессе все звали Яковом Ивановичем, заменяя редкое имя Яким (производное от Иоаким) на более привычное Яков, Одесский полицмейстер становится наиболее реальным кандидатом на роль отца маршала. Тем более, что, как мы увидим дальше, во всех служебных документах Бунина именовали Яковом Ивановичем.

Яким (Яков) Иванович Бунин, предполагаемый отец маршала Малиновского, имел действительно замечательную биографию. Он принадлежал к знаменитому дворянскому роду Буниных, давшему миру великого писателя, лауреата Нобелевской премии Ивана Алексеевича Бунина. По преданию, основателем рода считается польский шляхтич Семен (Симон) Бункиевский (Бунковский), выехавший на Русь в конце XV века из Литвы к московскому великому князю Василию Темному. Сам Иван Алексеевич в письме к А.Н. Сальникову 2 марта 1901 года говорил о своем происхождении «от Семеона Бунковского, выехавшего в XV в. из Польши». Но тут писатель невольно слегка модернизировал прошлое. В конце XV века с Московским княжеством граничила не Польша, а Литва, и именно литовские шляхтичи часто переходили на службу к московским князьям. Бунин же мыслил уже категориями возникшей во второй половине XVI века Речи Посполитой — единого Польско-Литовского государства, которое обыкновенно называли Польшей. Таким образом, род Буниных имел литовское происхождение. В СССР всегда безбожно путали Литву и Латвию и, вполне возможно, именно поэтому Лариса Малиновская в доносе назвала отца Родиона Яковлевича латышом. Отметим также, что правнук Симона Бунковского, Александр Лаврентьевич, погиб в 1552 году при взятии Казани.

В конце XIX века среди представителей этой фамилии числился «Бунин, Як. Ив., плк., г. Одесса. Тамбовская губерния. Борисоглебский уезд. Гг. дворяне, имеющие право голоса». Несомненно, речь идет об Якиме Ивановиче.

Исследователи бунинского творчества, в частности Ирина Ильинична Петрова, полагают, что прототипом дяди главного героя романа «Жизнь Арсеньева», полковника Николая Сергеевича, послужил «Яков Иванович Бунин (рожд. 1837 г.), принимавший участие в обороне Севастополя юнкером, отличившийся в битве на 3 бастионе в день последнего штурма. В дни молодости И. Бунина он имел чин полковника, в 1902 г. при выходе в отставку получил чин генерал-майора». Действительно, в альбоме «Севастопольцы» Бунин назван Яковом Ивановичем. Вероятно, имя Яков нравилось ему больше, чем Яким. Вот что говорится в биографической справке, помещенной в альбоме: «Яков Иванович Бунин. 1855 г. Юнкер Камчатского егерского полка. В Севастополе находился с 23-го июня по 27-е августа. Был контужен в голову. За отличие, оказанное на 3-м бастионе 27 августа, награжден чином прапорщика. Родился в 1837 г. 1902 г. — генерал-майор в отставке». Здесь же помещена и его фотография.

И.И. Петровой возразил другой исследователь, Леонид Сомов: «Исходя из реалий романа “Жизнь Арсеньева” дядюшку звали Николай Сергеевич. Существовал ли он в качестве героя Севастопольской страды в жизни? Сомнительно. Ибо в результате довольно тщательного архивного поиска мне удалось установить, что защитником Севастополя с фамилией Бунин был юнкер Камчатского егерского полка Яков Иванович, 1837 г. рождения, получивший за воинскую доблесть, проявленную 27 августа 1855 года на третьем

бастионе, звание прапорщика. Кстати, он благополучно завершил кампанию и умер в 1902 году в звании генерал-майора в отставке. Так что выходит, что в автобиографической повести Бунина есть некоторые факты, к которым следует относиться как к художественным изыскам…» Если верить Л. Сомову, то получается, что в том же 1902 году, в один год с дедом Родиона Николаем Антоновичем, Яким Иванович Бунин умер. Вероятно, он получил отставку, будучи уже тяжелобольным, и в чине генерал-майора прожил недолго. В принципе нельзя исключить, что он был убит своим безумным братом, как погиб отец Вани Гринько в романе «Солдаты России». То, что Я.И. Бунин ушел в отставку в 1901 году или в начале 1902 года, не вызывает сомнений. Согласно данным справочников «Вся Одесса», в 1901 году он еще числился полицеймейстером, а в 1902 году на этом посту уже — Н.С. Головин. Он значился и.о. полицеймейстера в справочнике, цензурное разрешение которого датировано 18 февраля 1902 года.

Разумеется, Яким Иванович Бунин никак не мог погибнуть на Малаховом кургане в 1855 году, поскольку умер в Одессе или, возможно, в каком-то своем имении в 1902 году. Точно так же Яким Иванович никак не мог быть в Севастополе полковником. Это все, несомненно, художественный вымысел, но, вероятно, опирающийся на знание писателем биографии Якима Ивановича. А вот родство между Якимом Ивановичем и Иваном Алексеевичем Буниными, вполне возможно, и было, хотя гораздо более отдаленное, чем между родным дядей и племянником. В последние годы жизни Якима Ивановича писатель жил в Одессе и теоретически мог встречаться с полицеймейстером. Именно полицеймейстер Бунин 21 декабря 1898 года представил градоначальнику собранные полицией сведения об Иване Алексеевиче в связи с несостоявшимся назначением писателя редактором одесской газеты «Южное обозрение». В полицейских материалах отмечалось, что ничего предосудительного за И.А. Буниным не числится. Правда, ни в письмах, ни в мемуарах о встрече писателя и полицеймейстера не упоминается. А вот то, что отец Бунина будто бы участвовал в обороне Севастополя и даже встречался на знаменитом четвертом бастионе с Львом Толстым, о чем он неоднократно упоминает в своем «Освобождении Толстого», — это чистая фантазия. Единственным представителем рода Буниных (если считать их всех потомками Семена Бункиевского), защищавшим Севастополь, был Яким (Яков) Иванович. Алексей Николаевич действительно отправился на войну вместе с братом Николаем в составе ополчения. В последних боях за город успели принять участие лишь 47-я, 48-я и 49-я дружины Курского ополчения. Командиром 42-й дружины Курского ополчения, в боях не участвовавшей, был майор Бунин, однако никакого отношения к семейству писателя он не имел. Николай Николаевич и Алексей Николаевич Бунины отправились на Крымскую войну в составе 65-й Елецкой ополченской дружины Орловской губернии, которая располагалась в Бахчисарае и на Северной стороне Севастополя и в боях за город, равно как и вообще в каких-либо боях, использована не была. Дружины Орловского ополчения прибыли в Крым только осенью 1855 года, уже после падения Севастополя. Из 40 730 строевых, прибывших в октябре — ноябре 1855 г. в Крым в составе Курского, Орловского, Калужского и Тульского ополчений, к началу марта 1856 г. в строю осталось только 21 347 человек. В боях погибло лишь около 500 ополченцев, но десятки тысяч умерли от эпидемий. В целом затея с ополчением оказалась просто вредной. Десятки тысяч людей, не приученных к походной жизни и лишенных необходимой медицинской помощи, погибли, так и не вступив в бой. А если бы вступили, то почти наверняка погибли бы, не нанеся урона врагу, так как военному делу не были обучены.

Если бы отец писателя, Алексей Николаевич, участвовал в Севастопольской обороне, его, безусловно, вставили бы в один из альбомов севастопольских героев, которые в конце XIX и в начале XX века в России были очень популярны. Ведь умер Алексей Николаевич 6 декабря 1906 года, в возрасте 82 лет, на 4 года пережив Якима Ивановича. Если бы он участвовал в обороне Севастополя, то оказался бы едва ли не самым большим долгожителем среди уцелевших защитников города. Так что Иван Алексеевич лукавил, когда убеждал читателей, что верил в рассказы отца о его участии в севастопольской обороне. Хотя, может быть, здесь скорее сам писатель хотел сделать из него героя: «…отец (в молодости участвовавший, как и Толстой, в обороне Севастополя) говорил: “Я его немного знал. Во время севастопольской кампании встречал”». Алексей Николаевич здесь сказал, скорее всего, святую истинную правду. Он действительно встречал Толстого в Крыму, только было это уже после завершения Севастопольской обороны, либо на Северной стороне города, либо в Бахчисарае. Вполне возможно, что Лев Николаевич, согласно свидетельству Бунина в «Освобождении Толстого», действительно обратился к нему при первой встрече в Москве: «Бунин? Это с вашим батюшкой я встречался в Крыму?..» При этом он мог иметь в виду как Николая Алексеевича, так и Якима Ивановича.

А у Якима Ивановича, помимо Севастопольской обороны, было много интересного в биографии. В 1882 году он был назначен полицеймейстером в Одессу, где прослужил 20 лет, почти до самой смерти. В Одессе шутили, когда бывшую Полицейскую улицу, в советское время носившую имя Розы Люксембург, в независимой Украине переименовали в улицу Ивана Бунина, что правильнее было бы назвать ее в честь другого Бунина, полицеймейстера, поскольку на ней располагалось городское полицейское управление. Хотя стоит заметить, что во времена Я.И. Бунина канцелярия полицеймейстера помещалась по адресу Преображенская, 38, но это как раз угол с Полицейской. Здесь же, кстати сказать, была и пожарная каланча.

Яким Иванович знаменит тем, что ни до него, ни после никто так долго не состоял во главе городской полиции, в советское и постсоветское время именовавшейся милицией. Он запретил евреям, т. е. лицам иудейского вероисповедания, служить в городской полиции. Строго говоря, такой запрет существовал по всей Российской империи, но в Одессе, добрую треть населения которой составляли евреи, он на практике не соблюдался. И многие евреи-полицейские действовали вполне успешно. Однако уже через десять дней после своего вступления в должность (а прибыл он в Одессу 2 июня) полковник Бунин распорядился «об удалении со службы всех городовых еврейской национальности и непринятии на будущее время на службу при полиции евреев».