Маршал Рокоссовский
Шрифт:
Нам, сотрудникам штаба округа, удалось в Ростове установить немногое: на Марухском перевале, вблизи которого побывал пастух-карачаевец, оборонялись части 46-й армии, которой в ту пору командовал генерал В. Ф. Сергацков. Они приняли бой с немецкими войсками. Но какие это были части, сколько их там было? Когда произошел бой? Чем он закончился? Все тонуло в неизвестности.
На запрос в архив его начальник сообщил, что необходимые документы в архиве имеются и для работы с ними нужен от нас представитель. В тот же день я вылетел в Подольск.
Работать в архиве пришлось несколько дней, с утра и до его закрытия.
В последние дни августа 1942 года части 394-й стрелковой дивизии и партизаны карачаево-черкесского отряда «Мститель» столкнулись на леднике с отборными, отлично подготовленными и экипированными батальонами альпийской дивизии «Эдельвейс». Немецкие егеря засели в скалах и открыли прицельный огонь по нашим выдвигавшимся подразделениям.
На леднике им пришлось принять бой, в результате которого, понеся потери, красноармейцы из батальона старшего лейтенанта Рухадзе вынуждены были отойти. А ночью пошел снег, закружилась метель, она продолжалась несколько суток. Снег скрыл следы недавнего боя и оставшихся на леднике бойцов.
По возвращении в Ростов вездесущие журналисты из «Комсомольской правды» попросили написать о том бое на Марухском леднике. Публикация вышла без задержки, ее-то и прочитал Иван Владимирович Тюленев…
Задолго до прибытия поезда я уже был на Ростовском вокзале. С генералом Тюленевым никогда не встречался, и было объяснимым то волнение, которое испытывал. Я знал, что Иван Владимирович волжанин, участник Октябрьской революции, в гражданскую войну воевал в составе легендарной Конной Армии. Потом занимал ответственные военные посты. В 1940 году он, Жуков и Мерецков были удостоены высшего звания генерала армии. 22 июня 1941 года Иван Владимирович принял Южный фронт, а потом после тяжелого ранения вступил в командование Закавказским фронтом.
Поезд подкатил к платформе без опоздания. В дверях вагона показался генерал, сухощавый, подвижный, во всю грудь пестрые ленточки наград. Приветливое лицо, рыжеватые усики. По виду никак не дашь его немалые — за семьдесят — годы.
— О делах завтра, сейчас отдыхать, — объявил он.
— В гостинице все готово.
— Нет, нет. У меня в Ростове много друзей. — Уверенно указывая водителю дорогу по ночным улицам, он сказал, что Ростов — город юности, знает со времен гражданской войны. — Люблю его.
Он оказался точным: ровно в десять появился в штабе, и мы уединились в свободном кабинете.
— Вы не думайте, что если я был командующим фронтом, то должен знать обстоятельства боя в таких углах, как перевалы. Поглядите, какую территорию охватывал Закавказский фронт, — он указал на висевшую во всю стену карту. — С севера боевая линия проходила у Новороссийска и Туапсе, где сражались наши дивизии с 17-й немецкой армией Руоффа. Далее линия фронта тянулась по Кавказскому хребту и выходила к Орджоникидзе, Моздоку, Грозному. Туда вышла танковая армия Клейста, и там шли ожесточенные бои. На юге у границы были сосредоточены двадцать шесть турецких дивизий. Они находились в полной готовности к выступлению против нас. Ждали только команды. Надеялись, что Сталинград вот-вот падет, и тогда они двинутся к Тбилиси, Еревану, Баку. Ударят с тыла. Но еще особую заботу вызывало и черноморское побережье. Нам стало
Незадолго до того мне пришлось побывать в Тбилиси, встретиться с офицерами батальона, которые участвовали в бою на леднике. Весь вечер о нем рассказывали комбат Рухадзе, Василий Рожденович, командиры рот Николай Скиртладзе и Шалва Марджанашвили, политрук Григорий Ломидзе.
— На гладкой поверхности ни одного укрытия, только лед, а в нем бездонные трещины. И стоило только неосторожно оступиться или упасть, как ты скользил вниз, пока не попадал в трещину, — рассказывали они.
Отчаянно бился политрук Ломидзе. Контуженный, он попал в руки гитлеровцев. Они взвалили ему на плечи рацию и приказали нести. Когда шли через ледник, у него возникла мысль о побеге. Он упал и заскользил все быстрее вниз. Возможно, побег и удался бы, но вместе с радиостанцией, находившейся у него за спиной, он сорвался в трещину. Где-то в полутора или двух десятков метров от поверхности застрял, зажатый льдом. Холодная могила… Если б не радиостанция, он бы погиб. Чтобы спасти аппарат, немцы сбросили ему конец спасательной веревки.
Потом я показал генералу письма, которые получил после опубликования статьи в «Комсомолке».
Валентина Ивановна Доценко из села Учкекен Ставропольского края находилась в партизанском отряде и вместе с красноармейцами-разведчиками была на задании. Тогда ей было 18 лет. Она писала: «Мы приняли бой в 10 утра 28 августа и продолжали его весь день. Гитлеровцы были внизу, а мы наверху и стрелять было не совсем удобно. Кто-то предложил отойти назад, к леднику. В это время был тяжело ранен Аркадий Дятлов. Я подползла к нему, но снайпер с противоположной стороны ранил меня в руку. Все же нам удалось выбраться к леднику и вынести умирающего Дятлова. Потом перенесли тело нашего командира Панаева. При лунном свете мы обложили нашего командира камнями, так как копать могилу у нас было нечем. В изголовье положили гранитный булыжник…»
Владимир Иванович слушал, не перебивая. Слушал и курил…
— Ставка тогда отмечала, что наши войска опоздали с занятием перевалов, — осторожно заметил я.
— Опоздали? — переспросил генерал и покачал головой. — Возможно. Но только прежде нужно было принять меры, чтобы не допустить к ним врага. Это можно и нужно было сделать, но помешала воля одного… — генерал отвел взгляд в сторону, размял сигарету. — Помню, весной 42-го года я был в Москве. Решив в Генштабе все дела, собирался уже возвращаться, когда пригласили к Сталину. Выслушав доклад о положении войск в Закавказье, он вдруг спросил: «А как по-твоему, товарищ Тюленев, где немцы нанесут летом удар?» Нам было известно, что немецкое командование планировало наступление на двух направлениях: одно — в центре советско-германского фронта, а второе — на юге, под Ростовом. Наша разведка отмечала более крупное сосредоточение на южном направлении, что предопределяло большую вероятность наступления именно здесь. Однако Ставка, внимая Сталину, считала главным направлением центральное. Об этом даже писали в газете…