Маршал Сталина. Красный блицкриг «попаданца»
Шрифт:
— Но ведь это приведет к тому, что мы сможем развернуть в два-три раза меньше авиачастей, — возразил Ворошилов.
— Безусловно! Но зачем нам нужны многочисленные и неповоротливые авиачасти? Если вдвое увеличить количество личного состава как летного, так и аэродромного, то при том же количестве машин мы получим больше боевых вылетов и лучше их результаты. Особенно если будет стоять вопрос об аврале. Благотворнее всего это скажется на летчиках, которые смогут полноценно отдыхать и не терять внимания и концентрации в полете. А ведь уставший пилот — это плохой пилот. Невнимательный, медленный, безынициативный. Кроме того, уменьшенное количество авиачастей снизит требование к количеству выпускаемых самолетов и позволит поднять их качество. Пусть и не в области тактико-технических характеристик, а банальное качество сборки тех же самых машин. А также лучше обеспечить
— Я поддерживаю товарища Рычагова, — вклинился в паузу Черняховский. — Очень близкая схема была реализована товарищем Тухачевским во вверенной мне механизированной дивизии. И показала она себя блистательно. Особенно при маневренных операциях. Мы ввели в каждую роту свое ремонтно-восстановительное отделение, которое позволяет держать все машины в весьма приличном состоянии и вводить в строй значительную часть сломавшейся или подбитой техники в кратчайшие сроки. А также отделение резервных экипажей, которые оперативно подменяли уставших, раненых, убитых. Все это позволяло держать механизированные подразделения в постоянно высоком тонусе и боеготовности.
— Хорошо, — кивнул Сталин с уже серьезным лицом, так как Черняховский, ставший по итогам Чехословацкой кампании комдивом, был в его глазах весьма уважаемым человеком в отличие от довольно сумбурного и эмоционального авиатора. — А что вы, товарищ Рычагов, говорили о подготовке личного состава?
— На текущий момент мы готовим каждого летчика около года. И это не считая желательных гражданских курсов. Однако на выходе получаем черт-те что! Чуть больше полусотни часов суммарного налета! А это ни в какие рамки не лезет! И неудивительно, что в наших частях долгое время была и продолжает оставаться высокой аварийность. При таком смехотворном уровне налета вообще хорошо, что летчики вообще могут взлетать и садиться самостоятельно. Хоть некоторые.
— А вы предлагаете готовить их по два-три года? — с усмешкой произнес Ворошилов, откровенно недолюбливающий Рычагова.
— Зачем? — искренне удивился авиатор. — Как у нас готовят летный состав? Правильно! Вместо изучения тематических предметов и серьезной, всеобъемлющей практики, мы получаем курсы по освоению материальной части самолета. Простите, товарищ Сталин, я позволю себе метафору: готовим не лягушку, не квакушку, а неведомую зверушку, другими словами учим не тому и не так, получая выпускников, которые и как персонал аэродромных служб не подходят, и за летный состав идут условно. При этом тратим мы на обучение таких липовых летчиков массу времени и сил. Я убежден в том, что если мы пересмотрим наши взгляды на подготовку пилотов и, вместо того, чтобы читать им лекции об устройстве шасси, начнем, наконец, учить их летать, то за полгода сможем выпускать прекрасно обученный летный состав с тремя, а то и четырьмя сотнями часов общего налета.
— Вы уверены? — с нескрываемым скепсисом в голосе уточнил Ворошилов.
— Абсолютно! — с горячностью отозвался Рычагов. — Во время Монгольской кампании не было ни единого случая, когда пилотам требовалось произвести ремонт самолета после аварийной посадки, и они были в силах его осуществить. Ведь для этого нужны не только знания, но и запчасти, которые в этом случае придется возиться с собой вместо боевой нагрузки или топлива. А зачастую и специальное аэродромное оборудование. То есть получается, что мы готовим личный состав к выполнению задач, которые им не придется решать. И тратим на это время с ресурсами, всемерно замедляя подготовку летного состава…
Беседа длилась долго. В какие-то моменты Сталин отвлекался и задумчиво рассматривал небо, что просматривалось сквозь занавеску. Ему было скучно. Генералы спорили о вещах, которые были, безусловно, крайне важны, но вряд ли могли решить исход более крупной партии. Он думал о Тухачевском и тех обстоятельствах, что с каждым днем накапливались как снежный ком. Но не вырисовывались пока в «картину маслом».
С одной стороны, благодаря Лаврентию было совершенно точно установлено, что Лазарь не тот, за кого себя выдает. Но кто? Это было не ясно. Даже намеков не имелось. А значит, имелся очень хороший шанс «засланного казачка», который должен будет «проснуться» в нужное время и в нужный момент.
С другой стороны, он столько всего сделал, чтобы втереться в доверие… Ради чего кто-то готов заплатить столь высокую цену? Позитивные факторы, связанные с деятельностью Лазаря, продолжали не только накапливаться, но и расти. Метит на место генерального секретаря? Вряд ли. Он бы не вел себя таким образом. Слишком уж он однозначно позиционирует себя как члена сталинской команды. Да и вообще — нехарактерное поведение для конкурента. Зачем ему укреплять влияние того, место которого он хочет занять? Причем не косвенно, а целенаправленно. Темное дело. Слишком темное, чтобы дать ему покой. Очень хотелось Сталину побеседовать с Лазарем по душам, но Лаврентий отговаривал. Опасался непредвиденных реакций. Подключил психологов, филологов… кучу всяких специалистов, пытаясь разобраться в ситуации и вывести на чистую воду этого игрока. Но пока все безрезультатно. Он как будто бы возник из ниоткуда…
— …а я вам говорю, — продолжал твердить Черняховский, — что нет никакого смысла придавать механизированным частям обычную пехоту и артиллерию на конной тяге. С этими якорями много не навоюешь.
— И где мы будем брать десятки моторизованных пехотных дивизий? — разводил руками Ворошилов. — У нас ведь большие проблемы в обеспечении армии грузовиками. Даже для штатного расписания обычных пехотных дивизий не хватает.
— А зачем нам десятки? Как уже тут говорилось — лучше меньше, да лучше. Пусть у нас будет не десять механизированных корпусов, а три-четыре. Зато полностью укомплектованные и снаряженные. Какой толк в бумажных армиях?
— Как так бумажных? — возмутился Ворошилов. — Вы понимаете, что вообще говорите?
— Возможно, я не точно выразился, — не сдавался Черняховский, — но как еще можно назвать войска, которые есть на бумаге и в теории, но на практике находятся в вечной стадии развертывания?
— Погодите, — остановил нарастающее возмущение Ворошилова Сталин. — Товарищ Черняховский, поясните свою мысль. Что вы хотели сказать?
— В силу больших территорий и слабой развитости транспортных коммуникаций Советский Союз, как и Российская империя прежде, имеют, безусловно, значительно превосходящее, нежели у наших противников, время стратегического развертывания. То есть, пока мы развернем согласно штатам военного времени наши дивизии и корпуса, противник уже будет несколько недель, а то и месяцев, вести наступление. То есть на бумаге у нас будет, допустим, десять механизированных корпусов, а на деле — ни одного. Потому что вступить в бой они не смогут, а если и вступят, то острая нехватка комплекта по самым важным вопросам, таким как, например, транспорт, превратит их в рахита. И, как следствие, эти корпуса будут разбиты, практически не нанеся противнику ущерба. Мы потеряем массу техники и главное — людей. Причем тот же комсостав нам быстро не восполнить. Вот и выходит, что армия у нас бумажная. Формально — колоссальная мощь, на деле — очень не факт, что мы сможем ей воспользоваться. Ведь по самым скромным подсчетам для мобилизации и полноценного укомплектования хотя бы ста пехотных дивизий нам понадобится квартал, а то и два. А враг этого времени нам не даст. При наступлении с западных границ это приведет к тому, что к моменту завершения мобилизационного развертывания наших войск противник окажется уже у Москвы, оккупировав значительную часть Советского Союза. И очень не факт, что после утраты таких человеческих, сырьевых и промышленных ресурсов мы сможем ему противостоять с наконец-то развернутыми войсками. Ведь сила армии в крепком тылу. А что у нас в тылу будет? Не густо.
В зале наступило молчание. Даже Ворошилов, который поначалу в штыки воспринял слова генерал-майора Черняховского, и тот проникся тяжестью ситуации, а потому сидел буквально с серым лицом. Ведь это и его вина была в том, что вот так топорно была построена РККА.
— И что вы предлагаете? — спросил со слегка прорезавшимся акцентом Сталин, не меньше других представивший грандиозность катастрофы, которая грозила Советскому Союзу из-за упущенной некогда столь важной детали.
— Нам нужно создать несколько эшелонов войск. Первый — войска полной боевой готовности, развернутые по штатам военного времени и полностью укомплектованные людьми и техникой. Второй — части развернутые по штатам мирного времени. Меньше текущих. Своего рода сильно урезанные версии, но, несмотря на это, полностью укомплектованные. То есть вполне самостоятельные и дееспособные ядра будущих дивизий. Третий — кадрированные части, укомплектованные только командным составом, да и то — частично демобилизованным. Ну и, само собой, учебные роты и батальоны, в которых гонять призывников. Ведь введенная после XVIII съезда партии всеобщая воинская повинность без ограничений требует большой учебной базы. На мой взгляд, лучше держать больше учебных рот и батальонов, чем лишнюю практически необученную и не укомплектованную дивизию.