Маршалы Сталина
Шрифт:
Разрабатывая в июне 1944 г. план следующей, Львовско-Сандомирской операции, Конев предложил нанести два удара примерно равной силы на львовском и рава-русском направлениях. Несмотря на первоначальные резкие возражения со стороны Сталина, маршалу удалось отстоять свою позицию, а затем переплавить план в победу. На поле боя тонкий расчет Конева предстал во всей красе. Когда на рава-русском направлении войска 1-го Украинского фронта продвинулись гораздо дальше на запад, чем в районе Львова, он незамедлительно повернул часть сил, наступавших на Раву-Русскую, к юго-западу — в тыл оборонявшим Львов войскам противника. Такой маневр позволил куда быстрее, чем намечалось, разгромить противостоящую группировку врага. В дальнейшем наши войска, наступая на сандомирском направлении, форсировали Вислу и захватили важнейший
Львовско-Сандомирская операция — яркий, поучительный пример стратегической операции, проведенной силами одного фронта. Осуществляя ее, командующий 1-м Украинским фронтом проявил завидную прозорливость и выдержку. В июле—августе 1944 г. неоднократно возникали такие острые моменты, когда требовалось привлечь максимально возможные силы, но Конев упорно отклонял все предложения и просьбы еще до подхода к Висле ввести в дело главный резерв — 5-ю гвардейскую армию. Он предугадывал, что ее крайняя надобность возникнет после форсирования реки. Предвидение Ивана Степановича оправдалось полностью. Переправившиеся через Вислу советские войска подверглись контрудару очень мощной группировки противника. Лишь участие в борьбе за Сандомирский плацдарм гвардейцев-танкистов позволило поредевшим в боях соединениям фронта сохранить Сандомирский плацдарм. По завершении этой блестящей операции на груди Конева засияла первая «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.
«У нашего командующего удивительная память. И особый дар видеть поле сражения, — считал, например, генерал армии И.Е. Петров, бывший в конце войны начальником штаба 1-го Украинского фронта. — Есть шахматисты, которые могут играть, не глядя на доску: вся доска, расположение фигур у них в уме. Так и он может представить себе расстановку частей, не глядя на карту. И даже точно сказать, что против них стоит и на какой местности… Со стороны можно подумать, что наш маршал как азартный игрок второпях бросает на стол все свои козыри. А вдруг неприятель контрударом залатает прорыв, и танки окажутся, как изволят выражаться наши враги, в мешке. Так это, может быть, и выглядит, если смотреть со стороны. Но мы-то, штабники, видим кулисы, мы знаем, что происходит за сценой до того, как поднимется занавес. Тут Иван Степанович работает, как бухгалтер. Умело и точно все подсчитывает. Все как есть. И возможности транспорта, и снабжение, учитывает даже характер своих командиров и командиров противника. Только когда все рассчитано, расставлено, подвезено, тогда и отдается приказ о наступлении»{140}.
Особенно любопытно не просто анализировать особенности полководческого почерка Конева, но делать это в сравнении со стилем управления войсками маршалом Г.К. Жуковым. Обладая, по оценке A.M. Василевского, близкими по настойчивости и силе воли характерами, Жуков и Конев были не только боевыми товарищами, но и нередко соперничали друг с другом. Как, например, в Берлинской операции.
Именно силами их фронтов — 1-го Белорусского (Жуков) и 1-го Украинского (Конев) осуществлялось покорение немецкой столицы. На подступах к ней верховное командование вермахта сосредоточило крупнейшую группировку из четырех армий в составе не менее 90 дивизий — около 1 миллиона солдат и офицеров, 1500 танков и штурмовых орудий, 3300 боевых самолетов, 10,4 тысячи артиллерийских орудий и минометов. С востока, на направлении действий советских войск, Берлин был прикрыт тремя мощными линиями обороны, первая из которых проходила по Зееловским высотам — естественному рубежу, имевшему крутые скаты и до предела насыщенному всевозможными долговременными инженерными сооружениями.
В конце марта для доклада о готовности к операции Жуков и Конев, только что получивший высший полководческий орден «Победа», были вызваны в Ставку. Естественно, им трудно было отрешиться от мысли, кто первый ворвется в Берлин. Нашим прославленным маршалам так же, как и простым смертным, не была чужда страсть к соперничеству. Тем более что к этому их побуждал сам Сталин.
По канонам военного искусства, ставя задачу подчиненным, начальник, помимо всего прочего, обязан назвать соседа справа и слева, а также указать линию разграничения, чтобы каждый ясно представлял себе обстановку и выполнял только свой маневр, не допускал как неприкрытых стыков с соседями, так и перемешивания боевых порядков. Но, поставив задачу 1-му Белорусскому фронту охватить Берлин с севера, а 1-му Украинскому — с юга, дабы замкнуть кольцо окружения западнее столицы рейха, Сталин пренебрег этим требованием. Почему, с какой целью?
В мемуарах на этот вопрос попытался дать ответ маршал Конев: «Ведя эту линию карандашом, Сталин вдруг оборвал ее на городе Люббен (60 км юго-восточнее Берлина. — Ю.Р.)… Разграничительная линия была оборвана примерно там, куда мы должны были выйти к третьему дню операции. Далее (очевидно, смотря по обстановке) молчаливо предполагалась возможность проявления инициативы со стороны командования фронтов… Был ли в этом обрыве разграничительной линии на Люббене негласный призыв к соревнованию фронтов? Допускаю такую возможность. Во всяком случае, не исключаю ее»{141}.
Дальнейшие события лишь подтвердили правоту такого допущения. Поскольку 1-й Белорусский фронт не смог, как планировалось, уже в первый день (16 апреля) взломать главную полосу обороны противника, инициатива перешла к 1-му Украинскому. Противостоящая ему оборона немцев оказалась значительно слабее, поэтому войска здесь могли наступать быстрее. Конев в свойственном ему духе потребовал от подчиненных командующих 3-й и 4-й танковыми армиями генералов П.С. Рыбалко и Д.Д. Лелюшенко не ввязываться в затяжные бои, а решительно обходить вражеские опорные пункты: «Стремление только вперед. Наши войска должны быть в Берлине первыми, они это могут сделать и с честью выполнить приказ великого Сталина».
К утру 19 апреля, перемолов основные силы обороняющихся на Зееловских высотах, уже и войска маршала Жукова получили возможность стремительно рвануться к фашистской столице. Соперничество командующих перешло в новую фазу, борьба развернулась уже не за выигранные дни, а буквально за часы{142}.
20 апреля в 19 часов 40 минут Конев отдал командующим танковыми армиями следующий приказ: «Войска маршала Жукова [находятся] в 10 км от восточной окраины Берлина. Приказываю обязательно сегодня ночью ворваться в Берлин первыми. Исполнение донести». В тот же день, но в 21 час 50 минут похожий приказ командующему 2-й гвардейской танковой армии генералу СИ. Богданову отдал уже Жуков.
Как не понять желание всех — от маршала до рядового солдата — быстрее добить врага в его логове! Но нездоровый дух конкуренции заставил даже многоопытного Жукова ставить подчиненным нереальные задачи. Ибо не только танкисты Богданова, но и весь 1-й Белорусский фронт в целом встретил на ближайших подступах к Берлину столь мощное сопротивление, что о вступлении даже в пригород говорить было преждевременно. Противостояние войскам Конева было слабее, поэтому именно из штаба 1-го Украинского фронта в Москву ушла первая телеграмма о вожделенном успехе, пусть пока и частичном. 22 апреля в 22 часа Сталину было доложено, что 3-я гвардейская танковая армия Рыбалко передовыми бригадами ворвалась в южную часть Берлина, ведет бои за Тельтов-канал и в центре района Ланквиц.
Перед соединениями обоих фронтов — 3-й гвардейской танковой армией (1-й Украинский) и 47-й общевойсковой армией (1-й Белорусский) Москва поставила задачу соединиться в районе Бранденбурга, замкнув тем самым с запада кольцо окружения Берлина. Первыми городка достигай опять-таки подчиненные Конева, о чем было тут же доложено в Ставку. Азарт, охвативший командующего 1-м Украинским фронтом и подчиненных ему генералов, оказался настолько велик, что стал приносить уже вред.
Желая утвердить свое первенство — а как иначе объяснить последовавшие события? — танкисты генерала Рыбалко, форсировав Шпрее, оказались в тылу боевых порядков 8-й гвардейской армии генерала В.И. Чуйкова и 1-й гвардейской танковой армии генерала М.Е. Катукова, входивших в состав 1-го Белорусского фронта. Из-за возникшей путаницы добавились напрасные жертвы. Но лишь через два дня Конев поставил перед Жуковым вопрос о принятии совместных мер, чтобы прекратить возникшую неразбериху. Причем суть его предложений сводилась к тому, чтобы Жуков в одностороннем порядке изменил направления, по которым вели наступление армии Чуйкова и Катукова.