Маршалы Сталина

Рубцов Юрий Викторович

В октябре 1941 г. командующим войсками Западного фронта стал Г.К. Жуков. Выдающийся полководец позднее так оценивал своего члена военного совета: «Булганин очень плохо знал военное дело и, конечно, ничего не смыслил в оперативно-стратегических вопросах. Но, будучи человеком интуитивно развитым, хитрым, он сумел подойти к Сталину и втесаться к нему в доверие»^{210}.

Кому-то этот вывод может показаться излишне запальчивым, продиктованным тем, что у этих двух людей отношения не сложились с самого начала. Но вся дальнейшая военная биография Булганина подтверждает правоту Жукова.

Верховный Главнокомандующий никогда

не ставил вопрос о равной ответственности командующего и члена военного совета. В октябре 1941 г., когда большая часть войск Западного фронта оказалась в окружении в районе Вязьмы, командующий генерал-полковник И.С. Конев был отстранен от должности, и ему грозила судьба первого командующего фронтом генерала армии Д.Г. Павлова, расстрелянного 22 июля 1941 г. Ивану Степановичу удалось избежать расправы лишь благодаря заступничеству Г.К. Жукова, вступившего в должность командующего фронтом. А что же Булганин? Он остался на своем месте.

Цепь событий помогает восстановить упомянутый выше ответственный работник СНК Я.Е. Чадаев. Когда стало известно об окружении, Верховный Главнокомандующий сделал по телефону разнос Коневу. «Затем Сталин соединился с членом военного совета Западного фронта Н.А. Булганиным и тоже набросился на него. Булганин стал объяснять причину этого чрезвычайного происшествия. Он (как мне потом стало известно лично от самого Булганина) докладывал Сталину, что “ЧП” произошло из-за того, что командование Резервного фронта “проморгало” взятие противником Юхнова… В то же время Булганин доложил Сталину, что имели место большие промахи и со стороны командования Западного фронта.

Выслушав терпеливо и до конца Булганина, — продолжает Чадаев, — Сталин немного смягчился и потребовал от руководства фронта: “Не теряйте ни секунды… во что бы то ни стало выведите войска из окружения”»^{211}.

Поскольку поставленную задачу решить не удалось, через день в штаб фронта выехала комиссия Политбюро ЦК во главе с В.М. Молотовым. Тогда-то Конев и был отстранен от командования, запахло его расстрелом. Булганин же вообще не понес никакой ответственности, вероятно, потому, что вовремя доложил о «больших промахах со стороны командования фронта».

С Коневым они вновь встретились на том же Западном фронте, когда в августе 1942 г. уже Иван Степанович сменил Жукова на посту командующего. Конев и до того был невысокого мнения о члене военного совета, но оно еще более окрепло после случая с донесением Булганина Сталину о генерал-лейтенанте артиллерии И.П. Камере.

Дело в том, что в конце августа 1942 г. вождь благословил публикацию в «Правде» пьесы Александра Корнейчука «Фронт». Ее сюжет заключался в столкновении нового поколения образованных в военном отношении военачальников со стариками-ретроградами. Непосвященные лишь поражались, подходящее ли время — в разгаре было Сталинградское сражение — выбрано для подобного рода публикаций? Многие (среди них были маршал С.К. Тимошенко, генерал И.С. Конев и другие) были убеждены, что публикация пьесы, рисующей обстановку невежества, самодурства, самодовольства в штабе фронта, является несвоевременной и даже ошибочной. Они не знали, что Сталин лично распорядился опубликовать пьесу, при этом внес в текст существенные поправки, усиливающие удар по тем военачальникам, которые, подобно главному персонажу генералу Горлову, уповают на опыт Гражданской войны и не желают учиться воевать по-современному. За последними вождь стремился утвердить в общественном мнении ответственность за тяжелые поражения первого периода войны.

Получив отрицательные

отзывы некоторых полководцев, Сталин, как рассказывал маршал Конев писателю К.М. Симонову, дал указание всем членам военных советов фронтов опросить высший командный состав, какого они мнения о пьесе Корнейчука. «Булганин, — сообщил маршал, — разговаривал у нас на фронте с командующим артиллерией Западного фронта генералом Камерой. Тот ему резанул со всей прямотой: “Я бы не знаю, что сделал с этим писателем, который написал эту пьесу. Это безобразная пьеса, я бы с ним разделался за такую пьесу”. Ну это, разумеется, пошло в донесение, этот разговор с Камерой».

В очередной его приезд в Москву, продолжал Конев, Сталин стал выяснять у него, что Камера за человек. «Пришлось долго убеждать его, что это хороший, сильный командующий артиллерией фронта с большими заслугами в прошлом, таким образом отстаивать Камеру. Это удалось сделать, но, повернись все немного по-другому, отзыв о пьесе Корнейчука мог ему дорого обойтись»^{212}.

За такую вот услужливость, за готовность потрафить любым слабостям вождя и недолюбливали Булганина, как и некоторых других членов военного совета. Но именно эти качества и гарантировали устойчивость Николая Александровича в занимаемой должности.

Он оставался на своем месте, хотя командующих периодически снимали. Зимой 1943 г. эта участь постигла Конева. У командующего состоялся острый разговор со Сталиным, потребовавшим развивать наступление. Когда Иван Степанович заявил, что для этого нет необходимых сил и средств, а перед фронтом сосредоточены отборные немецкие (а не их союзников, как против удачно действовавшего по соседству Воронежского фронта) войска, в ответ он услышал: «Ну, конечно, вы не можете. Перед вами, конечно, особый противник». А через 24 часа пришла директива Ставки о снятии Конева с должности, «как не справившегося с обязанностями командующего».

«У меня, — пишет маршал Конев, — сложилось впечатление, что мое снятие с фронта не было прямым следствием разговора со Сталиным. Этот разговор и мое несогласие были, что называется, последней каплей. Очевидно, решение Сталина было результатом необъективных донесений и устных докладов со стороны Булганина, с которым у меня к тому времени сложились довольно трудные отношения. Сначала, когда я вступил в командование фронтом, он действовал в рамках обязанностей члена военного совета, но последнее время пытался вмешиваться в непосредственное руководство операциями, недостаточно разбираясь для этого в военном деле. Я некоторое время терпел, проходил мимо попыток действовать подобным образом, но в конце концов у нас с ним произошел крупный разговор, видимо, не оставшийся для меня без последствий»^{213}.

Догадка Ивана Степановича о причастности Булганина к его освобождению от должности получила подтверждение довольно скоро. В том же 1943 г. Сталин провел совещание с членами военных советов фронтов, где специально рассматривались вопросы, связанные с их взаимоотношениями с командованием фронтами. Верховный признал ошибочность снятия Конева с должности, а этот случай привел как пример неправильного отношения члена военного совета к командующему.

Но дело было сделано. На смену Коневу на Западном фронте пришел бывший начальник штаба фронта генерал армии В.Д. Соколовский. Именно этому фронтовому руководству 3 августа 1943 г., накануне Смоленской наступательной операции, довелось принимать у себя Верховного Главнокомандующего в ходе его единственного за всю войну выезда в действующую армию.