Маршалы Сталина

Рубцов Юрий Викторович

Совместную деятельность они начали с реализации лозунга о превращении Москвы в «образцовый город нашего пролетарского государства». Надо отдать должное, многое в столице изменилось тогда к лучшему: начало строиться метро, была проведена коренная реконструкция городского хозяйства, шло массовое сооружение жилья. Но сколько уникальных памятников истории, архитектуры и церковной культуры утратила тогда столица: был взорван построенный в честь победы над Наполеоном храм Христа Спасителя, снесены Сухарева башня, церкви — Сергия Радонежского, Михаила Архангела, Крестовоздвиженская. «Почистили» и Кремль. Сохранился снимок: Хрущев и Булганин заинтересованно

рассматривают царские гербы, замененные на кремлевских башнях рубиновыми звездами и выставленные в Центральном парке культуры и отдыха.

В те же годы Булганин познакомился с И.В. Сталиным. Как вспоминал Хрущев, вождь часто приглашал их с тогдашним столичным мэром, при этом всегда шутил: «Приходите обедать, отцы города». Булганин как-то сказал коллеге: мол, приглашают тебя в гости, там поят, кормят, а потом и не знаешь, сам ли поедешь к себе домой или тебя отвезут куда-нибудь и посадят. Надо ли после этого удивляться, что, получив очередное указание, «отцы города» без рассуждений, неотложно брались за выполнение поручений вождя.

Николай Александрович демонстрировал не только высокую исполнительность, но и личную преданность вождю. Он с готовностью подключился к славословию Сталина. Доклад генсека на XVII съезде партии в 1934 г. он назвал — ни много ни мало — «гениальным», а решающим условием роста и развития Москвы — «исключительную помощь, которая оказывалась Москве на протяжении всех истекших лет нашей партией, ее Центральным комитетом и в первую очередь товарищем Сталиным».

Путь наверх Булганину, как и многим функционерам, открыли массовые расправы с партийными, советскими и хозяйственными кадрами. Одним из первых арестовали и расстреляли председателя Совнаркома РСФСР Д.Е. Сулимова. На освободившееся место в июле 1937 г. и был рекомендован Булганин.

Одним из его подчиненных стал Я.Е. Чадаев, получивший пост председателя Госплана РСФСР (позднее он несколько лет трудился управляющим делами СНК СССР и в этом качестве подписывал вместе со Сталиным постановления правительства). «Булганин… сразу произвел на меня весьма приятное впечатление, — вспоминал он. — … По натуре интеллигентный человек, довольно строго спрашивал о состоянии дел и без каких-либо упреков указывал на ошибки, давал нужные советы. В простой и достаточной пониманию форме он говорил о необходимости проявления чуткости к новым явлениям жизни, чтобы лучше решались первоочередные задачи, стоявшие перед наркоматами и ведомствами»^{208}.

Откровенно говоря, эта малосодержательная характеристика независимо от желания Чадаева оборачивается против Булганина — из нее предстает ревностный исполнитель чужой воли, несамостоятельный человек, любитель «общих» мест и деклараций.

Так или иначе, но уже через год с небольшим Николай Александрович получил новое назначение — председателя правления Госбанка СССР, имея при этом за плечами всего лишь реальное училище. Одновременно стал одним из заместителей председателя СНК СССР (и был им до мая 1944 г.). В мае 1940 г. главой Советского правительства стал сам Сталин, это сделало контакты Булганина с вождем более регулярными и доверительными.

С началом Великой Отечественной войны главный банкир страны сразу получил воинское звание генерал-лейтенанта и стал членом военного совета Западного стратегического направления, а позднее и Западного фронта. Примеров таких кадровых коллизий, когда в число руководителей оперативно-стратегических объединений назначались люди сугубо гражданские,

не служившие в армии, не имевшие профессионального образования, немало. И были на то свои причины. Рядом с командующими, как и в годы Гражданской войны, вождю потребовались контролеры.

Как не без основания считал Маршал Советского Союза И.С. Конев, когда на должности членов военных советов назначались такие деятели, как Н.С. Хрущев, Л.М. Каганович, А.А. Жданов, Н.А. Булганин — крупные партийные и советские работники, члены ЦК, а то и Политбюро ЦК, они в силу своего политического положения приобретали на фронте дополнительный авторитет^{209}. Добавим: от этого в определенной мере выигрывали и фронтовые дела, учитывая возможности названных лиц, более значительные, чем у их коллег, по выбиванию у различных ведомств дополнительных ресурсов.

Вот лишь один пример. В разгар Московской битвы Булганин обратился к В.П. Пронину, в свое время сменившему его на посту председателя Моссовета, с предложением подключить к решению одной фронтовой проблемы… столичный трест по передвижке зданий. Имевшийся в тресте опыт потребовался для вызволения из болот застрявших танков и другой тяжелой техники. Москвичи пришли воинам на помощь, в результате в обороне столицы приняла участие почти тысяча «незапланированных» боевых машин.

Но другой стороной медали был полный военный непрофессионализм Булганина и таких, как он, карьерных советско-партийных работников. Генерал-полковник В.М. Шатилов вспоминал, что член военного совета фронта не мог даже самостоятельно нанести на свою рабочую карту готовые данные о расположении наших и немецких войск. А ведь по существовавшему положению Николай Александрович должен был участвовать в разработке важнейших документов, связанных с планированием, организацией и обеспечением боевых действий, без его подписи не вступал в силу ни один приказ командующего, не могло считаться действительным донесение в Ставку Верховного Главнокомандования. Так неужели нельзя было подобрать на такой пост более квалифицированного генерала?

Наверняка можно, но у Сталина были свои резоны. Дело в том, что главная, хотя и неписанная функция членов военных советов состояла в надзоре за командующими и другими высшими должностными лицами фронтов и докладах об их политическом облике генеральному секретарю ЦК. По существу, была воспроизведена ситуация периода Гражданской войны, но тогда комиссары ставились над командирами, бывшими в большинстве случаев военспецами, то есть классово чуждыми. Теперь же контролеры приставлялись к командным кадрам, воспитанным в родной Красной Армии. Такое недоверие к командующим и командирам не только было оскорбительным, но на практике способствовало утверждению вредного дуализма в руководстве войсками и подрыву тем самым основополагающего для любой армии принципа единоначалия.

Характерно, что осуществленный осенью 1942 г. переход к единоначалию нисколько не затронул этой системы, а в определенной степени даже закрепил ее. С точки зрения политической верхушки страны, ни должностное положение командующего-единоначальника, ни заслуги, какими бы большими они ни были, ни членство в ВКП(б) не освобождали его от надзора со стороны руководства партии. Усердие членов военных советов в исполнении этой функции, реализуемой главным образом путем личных докладов на имя И.В. Сталина, весьма поощрялось. Булганин, судя по всему, неплохо справлялся с этим делом, ибо его положение ни разу за всю войну не пошатнулось.