Марсианин
Шрифт:
— А что именно?
— Ну, социализм, и «номенклатуры» нет…
— Конечно!
— Честно? — ещё раз осторожно переспросил Ефимыч.
— Честно! А почему вы так о «номенклатуре», спрашиваете?
— Вы позавчера так подробно описали то, что у нас произошло. Что я подумал: «а может это и у вас также было?».
— Если бы у нас такое было, то мы были бы сейчас в том же положении, что и вы. И нас бы здесь не было. Вырождающаяся элита — вырождает общество. А в таких условиях не может идти речи ни о каких
— Но почему же вы так точно и подробно описали то, что произошло у нас, собственно меня почти не расспрашивая?
— Ну это просто!..
— Опять это «просто»: — поддел Ефимыч, — у вас что ни спроси, всё «просто»!
— Для нас, — подчеркнула Юля, — просто. Возможно у вас образование построено не так, как у нас. Поэтому для нас эти вещи самоочевидны, а вам нет.
— Типа того, что для нас «очевидно», что «Сталин — тиран, уничтоживший 64 миллиона русских»?
— Вы имеете в виду пропаганду?
— Да.
— Здесь не пропаганда. А сама система образования. У нас, когда в школе рассказывают о важнейших и узловых событиях истории, то обязательно проводится моделирование на предмет того, «что было бы если бы». И такому моделированию нас обучают специально.
— Специально?
— Конечно! Человек, чтобы быть дееспособным, просто обязан уметь анализировать свои поступки и уметь предвидеть их последствия. И не только для себя, но уметь ещё этот же анализ делать в масштабах общества, государства.
— То есть ты утверждаешь, что вас всех обучают принятию решений в масштабе государства?!
— Естественно!
— А зачем?! Зачем это уметь человеку, который скорее всего никогда этим не будет заниматься? Вот например, рабочему у станка, совершенно не рвущемуся стать руководителем.
— Ну, во-первых, для таких людей, всё-таки приходится принимать решения государственного масштаба на выборах и референдумах. Во-вторых, он по любому будет принимать сотни решений в рамках бригады и рамках своей социальной группы. А для этого, согласитесь, умение, даже в самом элементарном виде, предвидеть последствия принимаемых решений — необходимы.
— Так ли уж необходимы?
— Но если он не будет предвидеть, то все его действия скатятся в примитив. В тупое обеспечение своих сиюминутных потребностей и шкурных интересов, да и ещё часто в ущерб себе и другим.
— А разве это так плохо, что кто-то позаботился о своём благополучии?
— Но не в ущерб же себе и другим. Ведь очень часто получается, что обеспечив себе прямо здесь и сейчас большое удовольствие, ну например, вытребовав повышенную зарплату на заводе, уже в самом ближайшем будущем этот человек попадает в крутые неприятности. Почему? Да хотя бы потому, что часто те самые деньги, что он потратил на своё потребление были предназначены на развитие производства, его модернизацию, и следовательно, на обеспечение его же благополучия в ближайшем же будущем.
— Но ведь это, как я понимаю, уровень принятия решений руководства предприятия, а не отдельного рабочего.
— И да и нет.
— Это как?!
— Благополучие предприятия, это всегда баланс интересов — интересов производства и интересов работников. А согласование интересов невозможно без понимания последствий принимаемых решений.
— Разумно, но зачем такому человеку знать и уметь принимать решения в масштабе государства?
— Но это то же самое. Понимание причин и следствий принимаемых решений — основа согласия в обществе. Если есть согласие в обществе по главным вопросам как минимум, — это гарантия социального мира.
— Тот самый «тоталитаризм»? — ухмыльнулся Борис Ефимович.
— Да, западники его называют так…
— Но ведь единомыслие лишает общество главного двигателя прогресса — соревновательности и конкуренции.
— Соревновательности не лишает, соревновательность в нашем обществе ТАКАЯ! Да и ещё очень поощряется.
— Значит в вашем обществе есть конкуренция?! — поразился Ефимыч.
— Нет.
— Но ты же говорила, что есть соревновательность?
— Мы соревнуемся, но не конкурируем.
— Но чем они тогда отличаются? Эти понятия.
— Ну при конкуренции люди и фирмы пытаются получить преимущество над соперником любыми доступными способами. Цель — уничтожить соперника. При этом тратятся очень много сил и средств на «угрызание» соперника и на защиту от него. После, тот кто проиграл, теряет всё. Конкурентное общество — это глубоко несчастное общество. В нём минимум половина — проигравшие. Неудачники. А по настоящему, в реальном западном обществе неудачники это 90 % населения.
При соревновании же угрызать соперника категорически запрещено. И это экономит средства и много сил. Дальше — больше.
При подведении итогов соревнования происходит обмен опытом. Бесплатно. Что совершенно невозможно между конкурентами. «Ноу-хау» там хранят покрепче денег в банке.
А у нас эти изобретения становятся сразу известными всему обществу.
Отсюда конкуренция — это всегда игра с отрицательной суммой, где оба конкурента теряют. Просто «победитель» теряет меньше побеждённого.
Соревнование это всегда игра с положительной суммой. Приобретают все. Только победитель получает больше проигравшего.
— Это в идеале конечно очень хорошо, но сильно похоже на пропаганду…
— Но это же так и есть! Достаточно только немного над этим подумать!
— Конкуренция штука такая… неистребимая! — заметил Борис Ефимович.
— Ну, по моему мнению конкуренцию придумали дебилы по тупости своей физически не способные договариваться. Два РАЗУМНЫХ человека договориться могут всегда.