Марсианские империи (сборник)
Шрифт:
Я сразу же стал строить лодку, и в этой работе гулианцы помогали мне, хотя они были чрезвычайно ленивы и быстро уставали. Это была самая бесполезная раса, какую я только встречал.
Всю свою энергию гулианцы тратили на болтовню и безудержное хвастовство. Несколько часов после столкновения с дикарями они кричали о своей великолепной победе и приписывали ее только себе. Анаток объявил во всеуслышание, что это был настоящий триумф его мудрой стратегии. Нет, на всем Барсуме нельзя было найти людей, подобных гулианцам.
Я немного сблизился с Дзуки, пока мы строили лодку.
— Анаток хочет иметь сокровища, — ответил он. — Это дает ему ощущение превосходства. То же самое можно сказать и о его предшественниках. Да и обо всех нас тоже. Нам кажется чрезвычайно важным обладать сокровищами. Но мы осторожный народ, поэтому мы выбрали такое сокровище, которое никому не нужно. Никто не будет посягать на него. Иногда мне кажется, что это глупо, но я не осмеливаюсь сказать это ни Анатоку, ни кому-либо другому. Всю свою жизнь мы слышим об огромной ценности сокровищ Гули. И если все верят в это и не спрашивают почему, значит, они не хотят спрашивать.
— Значит, так же они думают и о своей непревзойденной отваге и чудесной стратегии Анатока? — спросил я.
— О, здесь другое. Это все по-настоящему. Мы действительно самый храбрый народ в мире. А Анаток — величайший стратег.
Да, в рассказах о сокровищах Дзуки исчерпал свое чувство юмора: оно не могло выдержать сомнений в мужестве гулианцев и мудрости стратегии Анатока. Может, гулианцам лучше оставаться такими, какие они есть. Ведь их моральные устои держатся на их глупом эгоцентризме, иначе бы они сразу рухнули.
Джанай работала со мной, мы много времени проводили вместе. Но у меня постоянно было ощущение, что я внушаю ей отвращение. Она никогда не прикасалась ко мне, если у нее была возможность избежать этого, никогда не смотрела прямо мне в лицо. И я не мог осуждать ее за это. О, если бы я знал, что она любит меня, как любят уродливую, но преданную собаку, по крайней мере она тогда бы хоть изредка гладила меня, ласкала. Но я был так уродлив, что как бы она ни была мне благодарна, никогда не переставала ощущать отвращение ко мне.
Эти мысли заставили меня вспомнить о моем бедном теле. Оно все еще лежит в камере 3-17? А может быть, ужасная масса уже ворвалась туда и затопила камеру? Увижу ли я когда-нибудь его снова? Все это казалось мне почти невероятным. А теперь, когда мы потеряли малагора, путешествие в Гелиум будет сопряжено со многими опасностями и займет много времени.
Наконец лодка была готова, и гулианцы помогли мне спустить ее на воду. Они снабдили меня провизией, дали меч и кинжал для Джанай. И они все время хвастались, говоря, какую чудесную лодку они построили для меня, какой прекрасный меч дали Джанай… В общем, мы оставили их на берегу, где они продолжали хвастаться друг другу, и пустились на запад, в опасное путешествие через Великую Тунолианскую топь.
22. Пленники Амхора
Широкие пространства топи были необитаемы. Мы
Через неделю после того, как мы оставили Гули и плыли по одному из бесчисленных озер, впереди над горизонтом мы увидели большой военный корабль, который медленно летел в нашем направлении. Сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди от радости.
— Джон Картер! — закричал я. — Он прилетел наконец! Джанай, мы спасены!
— И Рас Тавас тоже с ним, — сказала она. — Мы вернемся в Морбус и возвратим жизнь телу Вор Дая.
— Да, он снова будет жить и любить. — Перспектива получить снова свое тело вознесла меня до небес.
— Но вдруг это не Джон Картер? — спросила она.
— Это наверняка он, Джанай. Какой другой цивилизованный человек полетит в эту глушь?
Мы прекратили грести и смотрели на приближающийся корабль. Он летел очень низко, не выше ста футов над землей, и очень медленно. Когда он подлетел ближе, я встал в лодке и принялся махать, чтобы привлечь внимание, хотя был уверен, что они и так должны заметить нас.
На корабле не было никаких эмблем, по которым можно было бы определить, флоту какой страны принадлежит корабль. Это было обычным делом на Барсуме, особенно когда одинокий корабль летит над враждебной территорией. Очертания корабля были мне не знакомы. Но я видел, что корабль старой конструкции. Такие сейчас в Гелиуме используются только на границах. Я не мог понять, почему Владыка выбрал этот корабль, а не взял более новый и скоростной. Но это дело самого Военачальника, и не мне обсуждать его действия.
Корабль приблизился и опустился еще ниже. Я понял, что нас заметили. Корабль завис над нами. С корабля спустили корзину, я посадил туда Джанай, затем вторую — для меня, и мы стали подниматься наверх.
Как только я очутился на корабле и увидел матросов, окруживших нас, я понял, что это корабль не из Гелиума — везде были эмблемы другой страны.
Джанай повернулась ко мне. Она была испугана:
— Здесь нет ни Джона Картера, ни Рас Таваса, — прошептала она. — Это корабль не из Гелиума; это один из кораблей Джал Хада, принца Амхора. Если он узнает меня, то мне лучше вернуться в Морбус.
— Только не выдай себя, — сказал я. — Ты из Гелиума, запомни.
Она кивнула.
Офицеры и матросы, окружившие нас, более интересовались мной, чем Джанай. Они оживленно комментировали мою внешность.
Затем нас провели на верхнюю палубу, и мы оказались перед командиром. Он взглянул на меня с плохо скрытым отвращением.
— Кто вы? — спросил он. — И куда направляетесь?
— Я хормад из Морбуса. А девушка из Гелиума. Она друг Джона Картера, Владыки Барсума.