Мартовские фиалки
Шрифт:
– Из Регенсбурга.
– Прекрасный город.
– Вы там, наверное, отыскали клад?
К тому же еще и с юмором, подумал я. Это хорошо, в такой конторе, как моя, очень пригодится.
Я рассказал ей о своей работе, и она отметила, что звучит это впечатляюще. Я провел ее в соседнюю комнатушку, где ей предстояло, взгромоздив свой зад на стул, проводить долгие часы.
– Знаете, я попросил бы вас не закрывать дверь в приемную, – сказал я. После этого показал ей туалет и извинился за жалкие обмылки и грязные полотенца. – И за все это я плачу семьдесят пять марок в месяц. Уже давно следовало бы пожаловаться владельцу здания, черт бы его подрал! – Размышляя об этом вслух, про себя я знал точно, что никогда никому не пожалуюсь.
Вернувшись в кабинет, я раскрыл свой календарь и убедился в том, что на прием сегодня записался только один человек – фрау Хайне. Она должна была подойти к одиннадцати.
– Через двадцать минут ко мне придут. Женщина, которая просит помочь ей в розыске пропавшего сына. Мы таких называем «еврейской подлодкой».
– Что это значит?
– Еврей в бегах.
– А что он такого натворил, что ему пришлось скрыться? – спросила она.
– Вы имеете в виду, помимо того, что он родился евреем?
Я видел, что даже для Регенсбурга она была слишком провинциальной, и мне стало жалко эту бедную женщину, перед которой откроются неведомые прежде – и такие мрачные – стороны жизни. Впрочем, она давно уже вышла из детского возраста и рано или поздно должна была столкнуться с суровой реальностью.
– Так случилось, что он заступился за старушку, которую избивали какие-то подонки, и убил одного из них.
– Но ведь он встал на защиту старой женщины...
– Беда в том, что эта старая, женщина оказалась еврейкой, – объяснил я, – а два подонка – штурмовиками. Как ни странно, но это все меняет, не правда ли? Его мать попросила меня выяснить, жив ли он и находится ли еще на свободе. Вы знаете, когда человека арестовывают, а потом казнят или отправляют в концлагерь, власти не всегда утруждают себя тем, чтобы сообщить об этом родным. Сейчас в еврейских семьях много пропавших без вести. Я в основном и занимаюсь тем, что пытаюсь их найти.
Фрау Протце откровенно обеспокоилась.
– Вы помогаете евреям? – спросила она.
– Не волнуйтесь, – сказал я. – Я действую строго в рамках закона. А еврейские деньги ничем не хуже других.
– Скорее всего.
– Послушайте, фрау Протце. Мне все равно, кто обращается к нам за помощью – евреи, цыгане, индейцы. У меня нет причин для особой любви к ним, но нет оснований и для ненависти. Если сюда войдет еврей, здесь к нему отнесутся так же, как и к любому другому посетителю, будь это хоть двоюродная сестра самого кайзера. И это вовсе не означает, что я озабочен их проблемами, их успехами. Бизнес есть бизнес.
– Разумеется, – сказала фрау Протце, слегка покраснев. – Надеюсь, вы не подумаете, что я имею что-то против евреев.
– Конечно нет, – ответил я. – Впрочем, теперь все так говорят. Даже Гитлер.
– Боже милосердный, – сказал я, когда мать «еврейской подлодки» вышла из моего кабинета. – Неужели так выглядит довольный ходом дела клиент? – Эта мысль меня так расстроила, что я решил пойти проветриться.
В магазине «Лезер и Вольф» я купил блок сигарет «Муратти», а потом обменял чек Сикса на деньги. Половину я положил в банк, а ту, что осталась, решил растранжирить. В магазине Вертхайма я купил себе дорогой шелковый халат – исключительно ради удовольствия истратить деньги на приглянувшуюся вещь.
Затем я пошел к своей машине, стоявшей на углу Кенигштрассе. Когда я проходил мимо железнодорожной станции, через нее с грохотом пронесся поезд, направлявшийся к мосту Янновиц.
Лихтерфелде-Ост – это респектабельный жилой район на юго-западе Берлина, где живут крупные чиновники и высокие армейские чины. Дома здесь явно не по карману молодоженам, если только у этих молодоженов нет папочки-миллионера вроде Германа Сикса.
Фердинандштрассе начинается от железнодорожной линии и тянется на юг. У дома номер шестнадцать стоял полицейский, молодой парень из Орпо, охранявший развалины. Увидев почерневшие балки и кирпичи, провалившуюся крышу и окна без стекол, я ясно представил себе картину пожара. Припарковав свой «ханомаг», я подошел к воротам, ведущим в сад, и показал удостоверение личности молодому полицейскому, энергичному парню лет двадцати. Он внимательно, с наивным любопытством рассмотрел мои документы и задал вопрос, в сущности, совершенно необязательный:
– Вы – частный детектив, да?
– Да. Меня наняла страховая компания, чтобы я изучил причины пожара.
Я закурил и стал следить, как пламя подбирается к моим пальцам. Полицейский держался нейтрально, но при этом что-то его явно беспокоило. Вдруг лицо его прояснилось, будто он узнал меня.
– Скажите, а вы случайно не служили в Крипо? – Я кивнул, выпуская дым через ноздри, шлейф тянулся, как из фабричной трубы. – Да, мне показалось знакомым ваше имя – Бернхард Гюнтер. Это ведь вы поймали Гормана-Душителя? Я помню, читал об этом в газетах. Громкая история.
Я лишь пожал плечами, хотя он был прав: после поимки Гормана я на какое-то время сделался знаменитостью, в Крипо меня ценили.
Молодой полицейский снял фуражку и почесал макушку.
– Да, конечно, – протянул он и добавил: – Я сам собираюсь поступать в Крипо, но не знаю, примут ли туда меня.
– Вы вполне разумный молодой человек, должны принять.
– Спасибо на добром слове. А где лучше постричься для такого визита?
– Запишитесь на три часа к Шархорну в Хоппегартене. А впрочем, не знаю. Как вас зовут, юноша?
– Экхарт, – сказал он. – Вильгельм Экхарт.
– Послушай, Вильгельм, расскажи мне о пожаре. Первое, что я хочу знать, кто тут был из патологоанатомов.
– Кто-то из Алекса. Кажется, его зовут Упман или Ильман.
– Такой старичок с маленькой бородкой клинышком, в очках-пенсне?
Он кивнул.
– Это Ильман. Когда он здесь был?
– Позавчера. Он и криминалькомиссар Йост.
– Йост? Что-то я не помню, чтобы он запускал свои клешни в такие дела. Вот уж не думал, что убийство дочки миллионера заставит его оторвать свой жирный зад от стула.
Я выбросил сигарету подальше от сгоревшего дома – не стоило искушать судьбу.
– Я слышал что-то вроде того, что это был поджог, – сказал я. – Это правда, Вильгельм?
– А вы постойте тут немного, подышите.
Я сделал глубокий вдох и покачал головой.
– Улавливаете запах бензина?
– Нет, не чувствую. А кроме того, в Берлине повсюду пахнет бензином.
– Наверное, я здесь слишком долго стою, и мне этот запах уже мерещится. Но тем не менее в саду обнаружена канистра из-под бензина, так что поджог действительно был.