Шрифт:
Интервью
Глава 1
Утром можно расслабиться, можно даже проспать: начальник в командировке, работы пока немного. Уже есть информация по теме, осталось слить всю воду, изложить красиво, чтобы читалось на одном дыхании. Стоило зацепиться за идею, как мысли оттолкнулись и понеслись сами собой, увлекаемые бурной фантазией: «Нам выпало жить среди собственных руин. Покинутые дома, заброшенные города – пустыми глазницами окон они кричат нам: "Власть человека над Природой – иллюзия!". Рано или поздно Она возьмет свое. Все наши комфортные жилища – дворцы или маленькие квартирки, все они станут ветхими пещерами, в которых замученные природой люди, чтобы согреться и приготовить пищу, будут сжигать в кострах мебель, картины и книги. Все наше наследие будет уничтожено за несколько месяцев: произведения
Утром ее ждало разочарование. Она опоздала почти на три часа и при входе ее встретила, сочащаяся злобной радостью, ухмылка Лолиты Львовны. Мила поняла: «Главный вернулся, и старая коряга уже доложила о моем опоздании…».
Два года назад студентка Мила пришла в редакцию столичного журнала «Декаданс» и каким-то чудом уговорила начальника взять ее в штат. Все бы хорошо, но свободного угла не нашлось. И тогда уважаемая всеми Лолита Львовна, ведущая рубрики классического искусства, царственным кивком головы позволила поставить второй стол в ее кабинете. Они сидели в одной комнате, Мила угощала ее конфетами, Лолита иногда отламывала ей кусочек шоколада, с повышенным содержанием какао и пониженным содержанием сахара, и с видом богача, одаривающего бродягу, протягивала Миле. Девушка вежливо принимала – отказаться, значит обидеть, но есть боялась. А, вдруг, мускулы лица, как у Лолиты Львовны навсегда сведет гримасой отвращения?
Разногласия начались, когда Лолита решила, что уже достаточно прикормила птичку, и теперь можно воспарить над ней коршуном. Она лезла всегда и везде: придиралась к лексике, высмеивала формулировки и описания и, наконец, просто унижала за малейшие ошибки и опечатки. Девушка терпела довольно долго, она не хотела конфликтовать на работе, ведь в этом кабинете, рядом с этой старухой, она проводит большую часть своего дня. Но все обиды, что долго копятся внутри, рано или поздно вырываются наружу, рождая ураганы истерик и трехэтажных слов. И однажды, не дослушав очередное монотонное нравоучение, Мила выхватила у старухи статью, скатала листы в трубочку, и начала колотить по черному шиньону, который Лолита красным пластиковым бантом цепляла себе на макушку, чтобы прикрыть плешь. Та сначала даже растерялась и несколько секунд не двигалась, удивленно таращилась круглыми глазами на обидчицу, но потом вскочила и с несвойственной ей прытью понеслась в кабинет начальника, отсвечивая голой плешью. «Людмила, немедленно ко мне!»: через весь коридор пролетел тогда свирепый рык главного редактора.
Сегодня Главный приоткрыл дверь кабинета и гаркнул ей в спину: – Людмила, через десять минут зайди! – девушка даже вздрогнула от такого совпадения.
Она вошла в приемную, секретарши не было, дверь в кабинет была открыта. Павел Сергеевич читал и правил что-то своим красным фломастером, нависая массивным телом над черным столом, почти уткнувшись носом в широкую толстую столешницу. Мила три раза постучала по дверному косяку:
– Можно, Пал Сергеич? – Входи, – не отрываясь от чтения, бросил он.
Она села на стул у стены и стала нервно ждать. Вроде бы, она ничего такого не сделала, ну да опаздывает часто, но ведь работу сдает в срок. И темы сама себе находит, в отличие от других. Все равно в этой холодной комнате с огромным окном, наедине с этим странным угрюмым человеком, которого в редакции прозвали Полтергейст не только за созвучное имя – отчество, но и за «демонический» взгляд черных глаз; она чувствовала себя неуютно и неспокойно, хотя его власть над ней не была безграничной.
Мила подняла глаза: пока она, глядя на серое пасмурное небо за окном, обдумывала свои ощущения, Главный закончил свое чтиво и теперь молча смотрел на нее тяжелым пристальным взглядом.
– Дисциплина у тебя хромает, – сказал он, наконец, разрушив напряженную тишину. – Я тебя предупреждал.
Она не подобрала лучшего ответа, чем кроткое внимательное молчание.
– Над чем сейчас работаешь? – выдержав паузу, мрачно спросил Полтергейст.
– «Мертвые города постапокалипсиса», – медленно произнесла Мила, растягивая слова, как будто старалась придать большую значимость своей теме.
– Срок? – мрачно протянул Павел Сергеевич, не клюнув на ее наивную уловку.
– Два – три дня, – ее неуверенный ответ был больше похож на вопрос.
– Дальше что? – он откинулся на широкую спинку своего черного кожаного кресла и сощурился.
– Я думала, что-нибудь о художниках-мистиках. Параллели, точки пересечения в жизни, в творчестве, в смерти. Босх, Дали, Шагал – пока еще только идеи, ничего конкретного, может…
– Значит так, – он резко обрубил ее слова, – Мне все это надоело! Я не хочу, чтобы Лолита Львовна отвлекала меня своими жалобами. Ты не смогла с ней ужиться, так я просил не давать ей повода, ты мне обещала, но не держишь слова. Работа для меня – второй дом, и мне не нужен гадюшник в моем доме. Я решил уволить, – не закончив фразы, Полтергейст снова взял паузу. Людмила замерла, внутри нее на тонкой ниточке повисла стопудовая гиря обиды и жалости к себе, ниточка вот-вот лопнет, и эта тяжесть упадет и раздавит ее.
– Одну из вас, – он договорил. Гиря так и осталась висеть внутри, только тонкую нитку укрепили проволочкой надежды, может, еще удастся вытащить и снять этот груз?
– Расклад не в твою пользу, – Павел Сергеевич нахмурился, густые черные брови сошлись у переносицы, – Сейчас все поставлено на поток, включая образование. Количество в ущерб качеству. Таких, как ты, скоросляпанных журналисток из многочисленных учебных заведений типа «обо всем понемногу и, в итоге, ни о чем» сотни, и всем нужна работа. У Лолиты Львовны за плечами университет с безупречной репутацией, старая школа письма. Да, витиевато порой, громоздко, но все же в ее работах есть лоск, отточенный стиль.
– К тому же, она Ваша двоюродная тетка, – это были мысли вслух – терять уже нечего.
– Верно. И я бы не сомневался ни секунды, и не стал бы начинать с тобой этот разговор, и пускаться в такие кудрявые объяснения, если бы не видел в тебе талант! – он тяжело поднялся из кресла, вышел из-за стола и, скрестив руки за спиной, зашагал по комнате.
– Я ждал, когда же ты себя проявишь! Но зачем же? Все и так легко дается, зачем напрягаться? Включила свое излюбленное: «А что если?», накидала мыслей, нагнала тумана и всем нравится! И самой, главное, нравится! И строчит по одному и тому же шаблону. С фантазией у тебя все в порядке. Потому я и позволил тебе самой выбирать темы. Но сколько ты еще будешь хватать чужое, перерабатывать и выдавать за свое? Понятно, что большинство не увидит и не поймет. Мысль, сказанная по-новому, для многих выглядит свежей, иначе бы не было разных книг с одинаковыми сюжетами. Заброшенные города, мистика Дали и Босха, все это было, уже много раз было. Пережевано сотнями челюстей. Нужен взрыв, а не осколки.
И тут Мила взорвалась: – Павел Сергеевич! – закричала она, вскакивая со стула, – К чему эти пламенные речи?! Решили уволить – увольняйте! Не надо меня жалеть! Мне все понятно. Она ваша родственница, и будь я даже Эйнштейном, мне не работать больше в «Декадансе», – Мила заплакала и хотела убежать, но Полтергейст преградил ей дорогу.
– Иди, сядь на место! – велел он.
Мила повиновалась, после истерики у нее наступила апатия.
– Ты пока еще не уволена. У меня работа для тебя. Интервью. Погляжу, как сделаешь.