Машина до Килиманджаро (сборник)
Шрифт:
– Прости, – он взял ее за руку. – Может, хочешь чего-нибудь?
– Не хочу.
– Ванильный рожок, эскимо? Может, колы?
– Спасибо, дорогой, правда не хочу. Со мной все в порядке. Просто в последние четыре дня что-то не так. Совсем не так, как в начале лета. Что-то случилось.
– Не с нами же случилось, – ответил он.
– Нет-нет, конечно, не с нами, – поспешно согласилась она. – Ты не чувствуешь, что что-то изменилось вокруг? Даже пирс не такой, как раньше, и парк развлечений, и все остальное. Даже
– То есть как это?
– Они на вкус какие-то старые. Трудно объяснить. У меня аппетит пропал. Скорей бы уже кончился отпуск. Правда, больше всего на свете мне сейчас хочется домой.
– Завтра и так последний день. Ты же знаешь, чего мне стоила эта лишняя неделя отпуска.
– Знаю, – ответила она. – Все вокруг мне теперь кажется странным, переменившимся. Я не понимаю. Почему-то вдруг мне захотелось убежать отсюда.
– Может, сон виноват? Я с блондинкой, и внезапная смерть?
– Да прекрати же, – взмолилась она. – Нельзя так говорить о смерти!
Она прижалась к нему:
– Если бы я только знала, в чем дело.
– Не бойся, – он погладил ее. – Я не дам тебя в обиду.
– Все дело в тебе, а не во мне, – прошептала она. – Мне показалось, ты устал от меня и бросил меня.
– Зачем же? Я люблю тебя.
– Я такая глупая, – она натянуто рассмеялась. – Боже, какая же я глупая.
Они тихо лежали под солнечным небом.
– Знаешь, – проговорил он задумчиво, – я что-то тоже почувствовал. Здесь что-то изменилось. Что-то не так.
– Хорошо, что ты тоже это понял.
Он сонно покачал головой, чуть улыбнулся, зажмурился, поглощая солнце.
– Мы сходим с ума, – бормотал он, – мы сумасшедшие. Оба.
Морские волны мягко касались берега, трижды.
Настал полдень. Солнце нещадно палило в небе. Горячие, блестящие белые яхты качались в водах гавани. Ветер принес запах жареного мяса с луком. Песок шелестел, причудливо растекался узорами, как огромное плавящееся зеркало.
Слышно было, как тихо звучит радио. Они лежали на песке, как две темных стрелы, неподвижно, настороженно прислушиваясь. Чуть трепетали их ресницы, и языки касались пересохших губ. Соленый пот выступал на бровях, но его тотчас иссушало солнце.
Не открывая глаз, мужчина поднял голову, словно услышал что-то.
Радио вздохнуло.
Он опустил голову, но ненадолго.
Она почувствовала, что он снова приподнялся. Приоткрыв один глаз, увидела, что он осматривается, облокотясь на песок, глядит на пирс, на небо, волны и пляж.
– Что-то не так? – спросила она.
– Да вроде ничего, – ответил он, вновь распростершись на песке.
– Ничего? – переспросила она.
– Кажется, я что-то слышал.
– Наверное, радио.
– Нет, не радио. Что-то еще.
– Значит, не наше радио, а чье-то еще.
Он не отвечал, и она чувствовала, что он сжимает и разжимает кулак.
– Да что за черт, – напрягся он, – опять.
Теперь прислушались оба.
– Ничего там нет…
– Тише! – крикнул он. – Господи, да что же это…
Волны бросались на берег, безмолвные зеркала с шуршанием разлетались тысячей осколков.
– Кто-то поет, слышишь?
– Что?
– Клянусь, там кто-то поет.
– Чушь какая.
– А ты послушай!
Снова прислушались.
– Вообще ничего не слышу, – холодно ответила она.
Мужчина встал. В небе не было ничего, как и на пирсе, на песке, и в палатке с хот-догами. Под солнцем царила тишина, только ветер шумел в его ушах, шевелил волоски на руках и ногах.
Он направился к воде.
– Стой! – крикнула она.
Он обернулся, смотря сквозь нее, все еще вслушиваясь.
Она сделала радио погромче. Оттуда раздавалось:
– Я нашел себе малышку на миллион…
Он поморщился, недовольно вскинул руку:
– Выключи.
– А мне нравится! – Она включила музыку на всю катушку, прищелкивая пальцами, качалась в такт, пытаясь улыбаться.
Было уже два часа.
Вода была как парное молоко. Старый пирс утомленно раскинулся посреди марева.
Птицы застывали в небе. Солнце кипятило зеленые воды, омывавшие пирс, пронзали лучами колыхающуюся рябь.
Белая пена, кораллы, прах и ламинарии затаились среди волн.
Загорелый мужчина все еще лежал на песке, и рядом с ним женщина в черном купальнике.
Над водой, как облако тумана, плыла музыка. В ней угадывались шепот глубин и минувших лет, морская соль и странствия, нечто чужое, но вместе с тем столь знакомое. Звук ее был подобен волнам на берегу, каплям дождя, подземной реке. Так пел голос безвременья в морской раковине. Так, вздыхая, шептали воды в опустевших трюмах затонувших галеонов. Так свистел ветер в белом черепе на горячем песке.
Но радио заглушало все.
Свечение, легкое, словно женщина, устало скрылось в глубине. Так мало времени осталось. Они вот-вот могут уйти. Пусть он войдет в воду, хотя бы на миг… Создание колебалось в толще вод, чувствуя его лицо, его тело. Жаждало затянуть его вниз, кружиться и играть с ним здесь, на глубине в десять фатомов, увлекая подводным течением.
Ощутить, как вода заберет тепло его тела, как он напитает ее своим горячим дыханием.
Теперь волны качали ее, мягкую, изменчивую, в теплых водах мелководья под палящим солнцем.
Он не должен уйти. Если он уйдет, никогда не вернется.
Сейчас. Пульсировали полушария диплорий. Сюда. Она звала его сквозь безветрие жаркого дня. Иди к воде. Сюда, звала его музыка. Иди же.
Женщина в черном купальнике крутила ручку приемника.
– Внимание! – заорало радио. – Только сегодня, только сейчас, приобретайте новое авто в…