Машина мышления. Заставь себя думать
Шрифт:
Данный аспект латерализации кажется мне чрезвычайно важным.
Очевидно, что информация, которую наш мозг получает о задаче (если, конечно, он не разделён, а учёные не предприняли какие-то ухищрения, чтобы направлять информацию только в одно из полушарий), одна и та же — как для правого полушария, так и для левого.
Однако он — наш мозг — так не думает: информация для него изначально имеет разное значение — это или что-то «известное», или что-то «неизвестное».
Поэтому, если он сталкивается с чем-то ему «известным», в дело включается левое полушарие, а правое остаётся лишь на подхвате. Если
Давайте представим себе, как это происходит…
Мне показывают какой-то объект, я его воспринимаю обоими полушариями:
если объект мне известен, то у меня есть алгоритм действий с ним — у меня есть нейронная сеть, которая может обработать эту информацию, и левое полушарие берётся за работу, а правое пока просто запаздывает, потому что оно, судя по всему, не хранит готовых шаблонов (по крайней мере, финального уровня),
если же объект мне незнаком, левое полушарие оказывается без дела — оно хранит наработанные алгоритмы, но подходящего среди них нет, а поэтому оно просто отказывается от работы, правое же полушарие тем временем радостно играется с новым объектом и придумывает, как его, так сказать, схватить, какой алгоритм придумать.
При этом чрезвычайно интересно, как с учётом этих особенностей ведут себя полушария не в тот момент, когда они воспринимают какие-то внешние объекты (сеть выявления значимости) или решают какую-то осознанную задачу (центральная исполнительная сеть), а будучи предоставленными самим себе — когда включается режим дефолт-системы мозга.
Думаю, что, если вы хотя бы чуть-чуть представляете себе суть этого режима и умеете отслеживать собственные состояния «блуждания» — когда мысль «варится», так сказать, где-то на заднем плане и практически не осознаётся нами, — то уже, наверно, догадались, что дефолт-система мозга очень любит именно правое полушарие.
И в самом деле, пациенты, у которых из-за повреждения правого полушария дефолт-система остаётся только слева, «блуждают» не так успешно, как пациенты с аналогичными расстройствами, но левой части мозга.
Для состояния «блуждания» левого полушария характерно застревание человека на каких-то определённых мыслях, возвращение к одной и той же теме, у него возникают трудности с переключением между внутренними задачами, правое полушарие, находящееся в состоянии «блуждания», напротив, буквально не может усидеть на месте — хватается то за одну мысль, то за другую, движется по пути неожиданных ассоциаций от одной темы к другой.
Это абсолютно закономерно, если учитывать, что левое полушарие, ответственное за всё привычное, представляет собой огромный архив тех самых алгоритмов — относительно небольших, крепко сцепленных нейронных сетей, взаимосвязанных друг с другом элементов уже хорошо известного нам Neuro– LEGO.
Правое же полушарие, напротив, характеризуется большей, так скажем, разреженностью связей, Голдберг даже называет её «рваной сетью».
При этом вполне очевидно, что именно такая «разорванность» позволяет правому полушарию создавать большее количество нестандартных ассоциаций, лучше понимать метафоры и формировать более причудливые образы (рис. 37).
Впрочем, я думаю, вы понимаете:
• что, с одной стороны, любой образ, с которым мы имеем дело, содержит в себе как знакомые, так и незнакомые черты (составляющие, части, элементы),
• а с другой стороны, полушария не выключаются, даже если задача не их, они просто менее активны, потому что не могут её должным образом обработать.
В результате мы и по этому параметру получаем два изображения — по одному в каждом из зеркал, в «правом» и в «левом», — которые совершенно не похожи друг на друга.
Рис. 37. Схема связей по Э. Голдбергу в левом полушарии (А), где обнаруживается высокая степень связности в локальных нейронных сетях, и в правом полушарии (В) с характерной для него «разорванностью» связей.
И что ж, у мозга опять есть прекрасная возможность заставить эти две его производные, по сути, конфликтовать (или, как я говорю здесь более деликатно, дискутировать) друг с другом.
Снова та же история: у нас два разных мнения по одному и тому же поводу, а значит, нам даже не нужно мотива, чтобы вступить в борьбу, она начинается сама собой.
НЕ БЕЗ ТРЕВОГИ
«Новизна» — звучит, конечно, очень симпатично. Но правда состоит в том, что всё новое, неизведанное, неопробованное — это риск.
Соответственно, сталкиваясь с новизной, мы побуждаем наш инстинкт самосохранения включиться и начинаем инстинктивно же защищаться.
Ричард Дэвидсон, о котором мы уже много с вами говорили, судя по всему, не был знаком с «теорией новизны — привычности», изложенной в работах Элхонона Голдберга.
Он смотрел на полушария мозга с точки зрения их роли в формировании эмоций. И этот анализ позволил ему косвенно доказать теорию Голдберга.
В 1993 году Дэвидсон публикует в журнале «Нейропсихология» статью под названием «Анализ аффективного пространства: перспективы нейропсихологии и психофизиологии»57
В ней он показывает, что у нас нет чётких признаков, которые бы позволили нам определить, какую эмоцию испытывает человек. Ни выражение лица, ни вегетативные реакции не являются уникальными для той или иной эмоции.
Однако есть по крайней мере одна характеристика поведения, которая способна точно нам сказать — позитивную или негативную эмоцию испытывает человек.
Эта характеристика — направление движения:
• если нам что-то нравится, вызывает у нас положительные эмоции, то мы движемся этому
• чему-то навстречу,
• если же нам что-то не нравится — пугает, тревожит, беспокоит, — то мы пытаемся двигаться от этого объекта.
Как показывает Дэвидсон, правое полушарие мозга отвечает как раз за «поведение избегания» (от объекта, увеличение дистанции), а левое — за «поведение подхода» (к объекту, сокращение дистанции).