Машина памяти
Шрифт:
— Я просто интересуюсь. Да?!
Я киваю.
Ага, пап. Давай потрещим о будущем. О параллельном компьютерном мире и романах Ярослава Зарова, от которых ты фанатеешь…
Или побеседуем о настоящем, которого ты боишься!
Я отодвигаю свою тарелку. И у меня тоже окончательно пропал аппетит.
— Ты-то не заболел? — с тревогой спрашивает мама.
Я мотаю головой.
— Сынок, тебе уже пора повзрослеть. Стрижки эти… возьмись за ум…
Ум — штука вертлявая, как угорь! Фиг ухватишься…
После обеда маму решила навестить подруга
Папа выпил антибиотики и шуршит теперь компьютерным журналом — он Милку ненавидит. Сидят в одной комнате, но в разных углах.
Мама учит подругу искусству медитации. Учит выбираться по духовной нужде в астрал негатив сбрасывать.
Я снимаю это на мобильник.
Милка послушно плюхнулась на соломенную циновку, с трудом скрестила ноги и уставилась в область пупка, полуприкрыв глаза, открыв ладони солнцу…
— Пупок, — наставительно произносит мама, — расположен удивительно…
— М-м-м? — Милка изображает заинтересованность.
— Не отвлекайся, дорогуша! Пупок расположен в соответствии с принципом золотого сечения, коим руководствовались великие художники, скульпторы и архитекторы.
— О-м-м!
— Ты чувствуешь, как мышцы постепенно расслабляются, тело теряет вес…
Они при помощи медитации худеют?
— Кончики пальцев покалывает, грустные мысли покидают тебя…
— Хум!
— Загляни внутрь себя…
Для заглядывания внутрь себя годится харакири. Навожу камеру на отца. На его лице гримаса отвращения. Стоп-кадр.
Мои родители не любят друг друга!
Но ведь когда-то любили!
Сука-любовь! О ней складывают легенды.
Ей посвящены песни, герои совершают подвиги во имя ее.
Дают клятву вечной любви мужчина и женщина перед попугаем-священником, надевая золотые кольца на безымянные пальцы.
Почему на безымянные?
О чем они думают?
11
— Записываем определение! Мышление — это форма психического отражения, которая устанавливает связи и отношения с узнаваемыми объектами. Мышление развивается только при воздействии на него среды и общества. Мышление тесно связано с речью. Начальным этапом мышления всегда является проблемная ситуация — конфликт между тем, что дано личности, и тем, чего она должна достигнуть!
Уверенный голос из колонок разлетается по аудитории, отталкивается упругим мячиком от казенных, в зеленый цвет окрашенных стен, поднимается к потолку и раскачивается на громоздкой люстре. Вихрем проносится между парт, специально сделанных максимально неудобными, чтоб студенты не спали на лекциях. Обладатель голоса, доцент кафедры Альберт Иванович Заблудов, не выглядит внушительно. Это низенький толстячок с аккуратной бородкой, похожий на любопытного коростеля, с острым длинным носом, блестящими антрацитовыми глазками за стеклами очков, прилизанный и в старомодном твидовом костюме.
Вещает с трибуны.
— Записываем! Виды мышления…
Выходные прошли бездарно. Вчера лег поздно, печатал статью.
Башка раскалывается, глаза слипаются. На втором курсе у нас много общеобразовательных предметов. Это психология. На ней отмечают посещение. За прогулы — наказывают.
Утро было дурацкое. Я разбил чашку.
Диана не звонит…
Оделся тоже неаутентично. Ветхие застиранные «ливайсы» и вышедшая из моды куртка в стиле «милитари». Куртку оставил в гардеробе, но теперь из-под халата торчит напяленная спросонья трэшерская футболка, прожженная по пьяни чьей-то сигаретой. С ботинок на институтский линолеум натекла грязная лужа.
Погода — стерва!
Коллеги склонились над тетрадками и блокнотами: конспектируют. Иногда просят: «Пожалуйста, помедленнее, мы не успеваем!» Иногда кто-то переспрашивает, кто-то вставляет ехидное замечание и вступает с Заблудовым в непродолжительный спор, из которого Альберт Иванович, как правило, выходит победителем.
Зачем сюда поступал?
Я вынимаю из бэга книгу, которую выбрал для похода на лекции: «Алису в Зазеркалье»:
Но я обдумывал свой план,
Как щеки мазать мелом,
А у лица носить экран,
Чтоб не казаться белым.
И я в раздумье старца тряс,
Держа за воротник:
— Скажи, прошу в последний раз,
Как ты живешь, старик?
И этот милый старичок
Сказал с улыбкой мне:
— Вам, молодой человек, я так понимаю, не интересно!
— Очень интересно, — бормочу я. — Отстань…те.
Тишина. Затишье перед бурей. Рядом с партой — Альберт Иванович. Приторный запах афтешейва, мешки под глазами, капиллярная сеточка, как у гипертоников — все в нем несимпатично. И он ненавидит неконспектирующих. Моя ненависть к шпротам в сравнении с этой его ненавистью — ничто!
— Вам мне экзамен сдавать, молодой человек! — говорит Заблудов. — А вы, значит, беллетристику изучаете. Хамите. Покажите-ка ваши лекции.
— Не покажу. У меня их нет. Это пустая тетрадь.
В аудитории раздаются сдавленные смешки.
— Надеетесь на чудо?
Я киваю.
— Чудес не бывает. Не бывает черной и белой магии, философского камня, единорогов, привидений, инопланетян, русалок, оборотней, гномов и эльфов. И Карлсон не влетит в окошко, жужжа моторчиком, улавливаете? — спрашивает Альберт Иванович. — Вы в реальности!
Взрыв хохота.
— Почему чудес не бывает?
Заблудов, уже возвращавшийся на трибуну, останавливается.