Машина памяти
Шрифт:
«Что?»
Что угодно. Они с жадностью слушают любые истории о живых. Любые, но обязательно: честные. Потому что разница между живым и искусственным цветком очевидна. Слушают о закатах и рассветах, о любви и ненависти, о вкусе устриц и соленом запахе моря, о сбывшихся и несбывшихся мечтах, о путешествиях в диковинные страны, о снах, о звуках старого расстроенного фортепьяно, о шелесте птичьих крыл, о купании русалок… они требуют настоящего Слова!»
«И что?»
«Из этого материала они ткут Новый Мир. Они выполняют рабский труд, гораздо
«Ты читала им книги?»
«Да. Я читаю им книги».
«А взамен?»
«Взамен они рассказывают, что у них получилось. Я рисую свои картинки и зарабатываю на безбедную, ха-ха, безбедную жизнь. Я врала тебе про фрилэнсерство. Я зарабатываю художеством. Я наладила связь между этой и той стороной. Чтобы будущим душам было куда прийти…»
«Мне сложно в это поверить, прости. Нет, я признаю существование вечного круговорота жизни: птица ест червяков, мы едим птицу, ее белковые молекулы расщепляются, и происходит уже синтез наших аминокислот, потом мы умираем, и наши тела распадаются, и дают корм червякам… Но твои речи… По-твоему получается, что стертые из памяти компьютера файлы попадают в Волшебный Компьютер, где их никогда не стирают. По твоему: листья, опадающие с деревьев осенью, не гниют в земле, а взлетают в небо…»
«Кит».
«Да?»
«Мы — не листья. Мы — не файлы. Мы — люди. Нас не с чем сравнивать. Ты знаешь, на что способен человеческий мозг?»
«Наука еще не исследовала…»
«Вот именно. Просто кто-то творит, а кто-то выполняет функцию».
«Функцию?»
«Помнишь торговку из первой главы «Мастера и Маргариты»? Ту, которая продала Берлиозу и Бездомному теплую абрикосовую воду. Или еще Аннушка, пролившая подсолнечное масло…»
«Помню».
«Ты не задумывался, что происходит с персонажами, едва Творец поставит точку в заключительной главе? Застывают или живут?»
«Предположим, живут».
«А как?»
«Согласно своей роли».
«То есть исполняют функцию! Заложенную программу. Судьба не предопределена — это верно. Но заложенная программа накладывает определенные ограничения. И раз уж тебе суждено продавать теплую абрикосовую воду или разливать масло — ты будешь торговать и разливать! Ты можешь думать о чем угодно, мечтать о чем угодно, радоваться, печалиться — все равно! Творец клал на тебя свой творческий прибор! Утром ты встанешь и пойдешь в ларек! Функция!!!»
«Но Творец ведь мог придумать функцию девочки, которая возомнила, что она — Творец».
«Тогда он позволит ей сбежать из его книги».
«Зачем я был тебе нужен?»
«Половинка души…»
«Стой, погоди, о чем ты?!»
«Вспомни, как мы встретились. Разве это была случайность?»
«Я не верю в такие случайности».
«Тебя привели ко мне. Ты должен был стать отцом моего ребенка».
«Хорошо! Я не против! Но в таком случае, что это был за цирк с резаными венами?»
«Ты еще не понял?»
«Нет».
«Я беременна».
«Вот это я как раз понял!»
«Теперь мне пришла пора сбегать из книги».
«Ты ведь не хочешь сказать…»
«Наш ребенок, Кит, должен родиться там! Он — Жертва Для Нового Мира».
«Ты с ума сошла!!! Я не позволю. Я не готов выплевывать свое сердце».
«Я очень устала, Кит. От такого длинного разговора у меня разболелась голова. Давай спать. Тут есть где лечь? Отложим решение этого вопроса на завтра…»
И мы легли спать.
Разобрали кровать, поскидали большую часть подушек на пол, залезли под одеяло и обнялись. По ее щекам текли слезы, оставляя соленые бороздки. Потом слезы прекратились. Она успокоилась, задышала ровнее. Я даже не заметил, как уснул. На удивление быстро, и мне абсолютно ничего не снилось…
Штор на окне не было, полупрозрачный тюль легко пропускал солнечный свет. Он и разбудил меня.
Открыв глаза, я долго еще лежал без движения и смотрел в потолок.
Дианы рядом со мной не было.
Леон Дмитрич тоже не видел, куда она ушла.
На валуне с крестом, что возле берега, сушились на солнце выстиранные бинты…
И лежали ее очки.
26
Отказали предохранители: голод, страх, сексуальное влечение — те примитивные инстинкты, которые заставляют нас цепляться за жизнь.
Со стороны я, видимо, выгляжу ужасно.
Немытый, небритый, пьяный…
Только некому на меня смотреть со стороны.
Разговор в голове на бесконечном повторе:
— Ты главное не волнуйся, — это Игорян.
— Я не волнуюсь.
— Еще ничего толком неизвестно…
— Вы нашли ее?
— Нас вызвали. Мы забирали тело девушки в возрасте примерно двадцати лет, особые приметы: татуировка — зеленая свастика на правом плече. Никаких документов, никакой одежды, лицо…
— Что с ним?
— Оно изуродовано, Кит. Она несколько дней пробыла в воде, понимаешь?
— Ее утопили?
— Эксперты говорят, что на убийство это не похоже.
— А на что похоже?
— Будто бы она сама… ее сложно будет узнать.
Он так и сказал: «узнать», вместо «опознать». И ты уговариваешь себя, что это не она, мало ли двадцатилетних девушек с татуировками-свастиками…
— Ты приедешь?
— Приеду, — я как будто эхо мира.
— Позвонить твоим родителям?
— Не надо звонить моим родителям.
В морге холодно. Поднимают простыню…
— Да, это она, — это не мой, чужой голос.
— Нам придется задать вам несколько вопросов? Кем она вам приходилась?