mASIAfucker
Шрифт:
Я вышел из магазина на улицу. Ничего не зазвенело. В погоню за мной никто не бросился. Я вернулся вместе с кассетой внутрь и проделал путь еще раз. После этого поверил: воровать в этих краях можно и нужно.
В тот же день неподалеку от берлинского Зоопарка я нашел громадный оптовый рынок. В залах на втором этаже там были наставлены груды коробок с обувью, висели бесконечные ряды модных рубашек. Поляки скупали товары оптом, все бегали и суетились.
Я снял свои ботинки, надел померить роскошные остроносые сапоги и пошел искать зеркало. Пройдя пару кварталов
Увидев сапоги, Детка изменилась в лице:
— Thief! You're fuckin' Russian thief!
— А ты — дура!
— Если тебя арестуют, у меня будут проблемы!
— Почему это меня должны арестовать?
— Oh, Lord! Зачем я выписала тебе приглашение?!
— А зачем ты украла в пабе на Литейном кружку из-под пива?
— Это была всего лишь кружка! Это был сувенир! А ты воруешь в магазинах! Если бы тебя поймали, ты бы сел в тюрьму!
— Я бы тоже сказал, что это просто сувенир.
Самый же большой fly-market находился тогда возле Бранденбургских ворот, на самой границе между двумя Берлинами. Я подумал, что туда стоит сходить: может быть, удастся украсть что-нибудь дельное.
Рынок состоял из бесконечных рядов, укомплектованных вьетнамцами и поляками. И те, и другие продавали советские генеральские шинели и отбитые молотком осколки Берлинской стены. Кое-кто торговал пивом. Чем-либо дельным не торговал никто.
Среди рядов бродило много русских. Это раздражало.
Мне хотелось купить кассет с модной музыкой… кроме того, хотелось попить пива… но денег, которые мне с утра выдавала Детка, хватало только на что-нибудь одно.
То, что кассеты и пиво стоили почти одинаково, раздражало даже больше, чем толпы идиотов-соотечественников. На родине кассеты с «U2» или «Frankie Goes To Hollywood» стоили столько же, сколько два ящика пива. Здесь — столько же, сколько маленькая банка.
Мне хотелось купить музыки… но пива хотелось все-таки больше… последние дни мне хотелось только пива и Детку… она перестала делать со мной секс, и я тут же начал нуждаться в ее бесконечных ногах… в ее тевтонских воплях… а вчера она прямо при мне выдавливала себе прыщ и сказала, что прыщи — это плохо… что, наверное, она снова начнет спать с Арнольдом, с которым спала до того, как связалась со мной, идиотом… так что купил я все-таки пива. Именно в эту минуту поляки начали разбегаться. Я никогда не видел, чтобы люди разбегались вот так: поляки топтали друг друга, теряли ушанки и с разбега прыгали через высоченный строительный забор.
— What happens?
— Skins! Skinheads coming!
Из-за поворота дороги выплывала толпа… увидев, насколько она огромная, я напрягся… но быстро успокоился: это были не скинхеды, это были панки. Девушки с зелеными волосами. Молодые люди, сбежавшие со съемок кино про Мэд Макса.
Панков я совсем не боялся. Здесь, в Берлине, я и сам был панк.
Толпа не просто двигалась в сторону Восточного Берлина. По дороге все орали в мегафоны, раздавали листовки, били в рожу тем, кто не там стоял, и кокетничали с дамами.
Девица с цепочкой,
Детка предупредила, чтобы, гуляя по ее объединяющейся стране, я не вздумал признаваться, будто приехал из СССР: побьют. На всякий случай я заготовил легенду, будто являюсь ирландцем.
Очень удобно: с одной стороны отпадают вопросы, почему по-английски я разговариваю с акцентом (потому что я не англичанин, а ирландец). А с другой — кто сможет меня проверить? Какой нормальный человек знает, что там в Ирландии творится, кто у них премьер-министр и как называется главная площадь Дублина?
Возможно, эти милые парни начали бы меня бить… я понятия не имел, что написано на их транспарантах… не знал, может быть, демонстрация проходила под лозунгом «Хороший русский — мертвый русский!»… я все равно сказал им, что я из СССР. Девица задрала брови, спросила, как меня сюда занесло, и приобняла за брючный ремень.
Полисмены в шлемах со стеклянными забралами появились быстро. Они сдвинули щиты и оттерли панков в западный сектор. За спинами полисменов виднелись пожарные машины. Подъехавшие телевизионщики снимали происходящее с крыши своего автобуса.
Покричав еще немного, панки начали расходиться. Девица с цепочкой угощала меня пивом и что-то быстро говорила. Ее английский был гораздо лучше моего. Кроме того, перед этим я сутки не ел… мюсли достали, а больше Детка мне ничего не давала… и от пива кружилась голова… а новая знакомая сказала, что мы с ней обязательно должны съездить в Кройцберг… это такой район.
К одиннадцати вечера я потерял и девицу, и представление о том, где нахожусь. В кармане плаща у меня еще с ленинградских времен валялась ирландская монетка. Желтая, здоровенная, похожая на юбилейный рубль монета с нарисованным музыкальным инструментом — лирой — и двумя знаками: «5Р».
Это был мой амулет: то, что можно сжать в руке, когда не знаешь, какой выбор является правильным. Знаки означали «пять пенни». Однако, если вы не в курсе, «фунт стерлингов» по-английски тоже начинается с буквы «пи»: «паунд». В этом и состояла суть того фокуса, который я весь вечер демонстрировал желающим.
Я заходил в бар и говорил: «Пиво!» Бармен наливал мне пиво, объявлял цену, а я пригублял из бокала и, вместо того чтобы заплатить, рассказывал каждый раз одну и ту же историю:
— Короче, слушай меня, мужик. Я — ирландец, врубаешься?
— И?
— Я приехал из Ирландии и сейчас не могу в вашем сраном городе поменять ирландские деньги, врубаешься?
— И?
— Вот тебе монетка в пять фунтов. Это много денег. Этого хватит заплатить за четыре пива, врубаешься?
Бармены с тупыми лицами разглядывали мою монетку, а потом говорили, чтобы, допив, я забирал свои монетки и покинул их заведение.
Вряд ли они до конца понимали всю историю. Еще маловероятнее, чтобы они в нее верили. Но это было не важно. Важно то, что я сам в нее верил.