Масик
Шрифт:
– Я – что хочу вам сказать? Учился я здесь! Ваш выпускник, значит! Вот, хотел навестить, проведать родной свой вуз! Сейчас я – видный гражданин, занимаю достойный пост. Я, между прочим, пятьдесят тыщ получаю. Плюс – всякие там премиальные. Не то, что профессора ваши. А работаю я – знаете, где?– он сделал паузу.
«Вуз родной проведать пришел… Как же», – подумал бывший кот, чувствуя, что его шкурка становится дыбом. Ему показалось странным и неприятным присутствие здесь этого незнакомого человека, которого он мысленно окрестил «дознавателем».
– Ни за что не догадаетесь! В тюрьме! – продолжал тем временем бывший выпускник. – У нас там – постоянное расширение. Корпус новый строят. Заключенные должны жить, чтобы их в комнате было не больше четырех человек! Финансирование наше постоянно увеличивается. Ведь от тюрьмы и от
В это время, в лаборантскую вошли две студентки: так, спросить что-то или сдать работы. И оставили дверь приоткрытой. И тогда, преподаватель Жорик – бочком, бочком – и выполз в коридор. Пока ничье внимание особенно не привлекла его персона. «Кошачья порода, видать, сказывается. Нет бы – да надавать этому типу по наглой его морде… Или – преподавательская порода? Нельзя, мол, я же – интеллигент… Впрочем, спасать Каринку – может, и благородно, а может, ей это – лишнее развлекалово на работе, во время трудового дня… Не уверен точно. Это мне – противно. А он, быть может, её клеит», – подумал бывший кот, сам себя взбадривая. Однако осадок от инцидента был у него неприятный.
Но, минут через пятнадцать у него, как у преподавателя Жорика, была лекция. Здесь, в этом корпусе. Аудитория может оказаться закрытой, и тогда потребуется спуститься на вахту за ключом. «Ну, я еще не спешу выручать коллегу и лезть на танк грудью по другой простой причине: Каринка штучка ещё та, – оправдывался сам перед собою мнимый преподаватель. Вернее, отчаянно пытался оправдаться. – Недавно «подставила» меня шефуле, декану, сказала, что пусть, мол, Георгий Владимирович методичку новую напишет по культурологии – это ничего, что до него десятилетиями никто этого не делал. Он, говорит, человек молодой, полный энтузиазма… Премного я ей благодарен!
Методичку-то я написал. Понес в методический отдел. А там такие курвы сидят – одна в одну. Смотрят, как на врага народа. Оказывается, литературу надобно указывать – не старее пяти лет давности. Но, в то же время, чтобы такая в нашей библиотеке была. Ну, и что я им укажу, к примеру, по искусству Индии? Все книги в библиотеке, те, которые с иллюстрациями и хорошим текстом – гораздо старее. Поэтому, остается только один учебник издательства «Сорос», написанный непонятно о чем и непонятно для кого, и другой учебник с названием «Культурология», из разряда «Ликбез для недоумков», написанный, с моей точки зрения, для младшего школьного возраста… И так – почти по всем темам. Ну, а на семинарские – я написал по шесть-семь вопросов, чтобы студенты могли выбрать тему на свой вкус. Так мне строго так внушение сделали, что надо выносить только не более четырех вопросов на семинар – и как можно этого не знать? Вас что, в вузе этому не учили? Ах, да, вы же – университетский выпускник, а не «педик», как мы сами… Что-что? Чтобы выбрали? Чтоб слово «выбор» мы от вас и не слыхали! Как это можно! Какой такой выбор! Это – в нашем-то распрекрасном вузе! Выбора у студента быть не должно… И всё в таком роде.
В общем – низкий поклон тебе, Кариночка! Теперь я просто ОБЯЗАН написать методичку, на каждом заседании меня в этом упрекают, шефуля в кабинете «темную» устраивает – а в методическом уже три варианта развернули. То – не так, и это – не эдак. И снова – «обязан» и «как можно скорее – скоро очередная аккредитация вуза»! Ну…а за ней еще одна. Непременно. Жесть, в общем. И никто из них, по сути, не умеет сам методички писать».
Через некоторое время, спускаясь по бесконечной, ранее бывшей мраморной, но теперь ободранной в связи с ремонтом, лестнице на вахту за ключом, мнимый Жорик слегка опомнился: «Ой, что это я? Злопамятство какое-то у меня появилось последнее время. Совсем уж заделался преподом. Проникся духом интриг и подсиживания… Работу, что ли, поменять… Хотя, ладно. Дотерплю. Скоро, надеюсь, настоящий Жорик вернется, а я снова стану котом… И он меня на улицу не вышвырнет за самодеятельность!» Окончив мысль таким образом, Жорик рассмеялся вслух. Вахтерша, выдавая ключи, на него очень странно при этом посмотрела.
– Теть Нина, не обращайте внимания – это я анекдот смешной вспомнил, – пояснил ей Жорик, и вахтерша перестала напрягаться.
«А еще Кариночка, вроде бы ранее бывшая вполне любезной, пару раз выперла меня из лаборантской со словами: «Идите кофе пить в другом месте! А здесь
«Нет, что-то Каринка определенно не идет теперь у меня из головы… Вспоминает, наверное. Неужели, она меня успела заметить? Можно бы, конечно, просто было вызвать её в коридор – сказать, что шеф вызывает. И, таким образом, избавить от разговора с придурком. Но, она же не могла бы так просто кабинет незапертым бросить и уйти. А потому – вышла бы и попросила меня пока там посидеть, её заменить. С неё станется. Вот и попался бы я тогда на своем благородстве. Оказался бы в лапах того типа. Который, похоже, здесь именно на меня и охотился… В общем, ретировался я весьма проворно – и ладушки. Хватит размышлять о ерунде – у меня сейчас лекция», – «преподаватель Жорик» теперь важно шествовал по коридору к аудитории. Продолжая теперь «размышлять о вечном» совсем по-преподавательски: «Студенты мне, недавно как раз, во время рейда по общагам, рассказывали, что многим из них и по четыре человека жить не светит… Так, как нынче в тюрьмах вроде бы полагается. Напихали студентов – как сельди в бочку. И деньги с них имеют – как доход от съемного жилья. Да и у самого Жорика комната – девять квадратов. С видом на двор-колодец. Туалет – общий с соседями. Кухня – в конце коридора. Эта комната еще называется «двушка» – то есть, по разнарядке в ней должны жить двое студиков. Для преподавателя сделали исключение – никого не подселили. Но платить нужно за двоих. «Двушек» в общаге мало. Студенты живут в основном в «четверках», «пятерках» и «шестерках» – в разных корпусах по-разному. Это, конечно, не к тому, что лучше тогда – в тюрьму. Свят, свят, свят!
Это – к тому, что бассейн студенческий периодически на ремонте, а когда открыт – бесплатно пускают только тех, кого записали на плавание, двух-трех человек из группы. Тех, кто плавать совсем не умеют. Художники в лучшем случае собираются в подвале какого-нибудь Дома Культуры. Танцоры – где придется, чаще всего снимают на вечернее время актовый зал какой-нибудь школы. Школы уплотняют для подселения к ним детских садов. Детских садов не хватает, многие позакрывали и снесли раньше – и потому дошколят напихивают в школы. Якобы для "непрерывности процесса образования". Зато – интенсивно приводим в цивильный вид тюрьмы… Да компьютеризируем школы – разваливающиеся в прямом смысле… Совсем недавно, студенты рассказали, что у очередной школы обвалилась крыша. Подход везде таков: для галочки что-либо делать, а не для людей.
Так и живем под небом голубым. Что посеешь – то и пожнешь. А засевают нынче тюрьмами. Это – замкнутый круг. Не будет увлечений, танцев, кружков, бассейнов, тренировочных залов у детей и молодежи – они пойдут на улицу. Особенно, если половина учащихся школ обучаются во вторую смену и уходить им надо в школу в отсутствие родителей. Куда некоторые из них направятся? … В общем, с улицы и до тюрьмы недалеко. И зданий потребуется еще больше. Будут строить вновь и расширять площади. И за чей, скажем, счет? Конечно, за государственный… Так что, только что виденный мною выпускник видит перед собой широкий простор. Для мечты и для жизни…»
Тем временем, Жорик подошел к своей аудитории. Предыдущая лекция еще не закончилась, а из открытых дверей соседней аудитории доносился рассказ о наноматериалах.
Жорик подошел к колонне Крытого Двора и глянул вниз. «Отсюда, сверху, многим студентам почему-то нравится плевать, – вспомнил он. – Быть может, наблюдают траекторию полета слюны? В общем, странные ребята». Потом взгляд преподавателя упал на отштукатуренную летом и покрашенную светло-желтым стену. На ней красовалась процарапанная свежая надпись: "Жорик – реальный пацан!" Он усмехнулся. Ниже было нарисовано женской губной помадой огромное красное сердце.
Вот из соседней аудитории вышел незнакомый ему пожилой преподаватель. Значит, сейчас уже подойдут его, Жорика, студенты.
… И тут ему позвонили. Звонила секретарь шефули, Эмма Анатольевна.
– Георгий Владимирович! Ваша пара, которая должна быть сейчас, отменяется! Студентов попросили направить в библиотеку. Там к нам какие-то писатели Дона приехали. Нужно нагнать к ним народа. Так что, вы на сегодня свободны.
А жаль! Не узнают студенты ничего о религиях Востока, о которых должна быть сегодняшняя лекция. Жорик старательно готовился, литературы набрал, иллюстраций…