Маска короля

Лесина Екатерина

– Ни о чем, – соврал Локи. Говорить правду – слишком долго и утомительно, все люди говорят, что они думают «ни о чем», когда их спрашивают. Тяжело переводить мысли в слова.

– Так не бывает. Все о чем-то думают. А ты что, особенный?

– Особенный.

– Да ты вообще кто такой?

– Что именно тебе хочется узнать? – Локи не злился, ему было смешно.

– Как тебя зовут? Нормальное имя, а не эта кличка. Чем ты занимаешься? И вообще, откуда ты такой взялся на мою голову?

– Зовут меня Локи, просто Локи. Он – это я. Я – это он. Имена лгут. Локи – это не имя и не кличка. Это – моя суть. Занимаюсь я… – Тут Локи призадумался. Ну как ей объяснишь, чем он занимается? Ведь у его профессии

даже названия нету. Кажется… – Я – ловец душ.

Да, так будет правильнее всего, в конце концов, не зря же его так называют.

– Кто?

– Ловец душ. Я ищу заблудившихся в вере и возвращаю их к Богу, или, на худой конец, к людям. Не понимаешь?

Белобрысая мотнула головой, как норовистая лошадь. Она вообще была похожа на благородное животное, не внешне – движениями плавными и грациозными, походкой, напоминающей не то танец, не то скольжение, точными и выверенными жестами. Они были такие стремительные и в то же время неуловимо ленивые. Нет, не лошадь, решил Локи. Кошка. Женщина-кошка. Кошки чрезвычайно умные существа, а она – не понимает.

– Секты. Я занимаюсь сектами, в последнее время их развелось очень много. Люди ищут бога, а попадают туда, откуда без посторонней помощи им не выбраться. Они и не хотят выбираться, как правило, ко мне обращаются родственники или друзья тех, кто попал в секту. Как к последней инстанции.

– И ты помогаешь?

– Не бесплатно. – Ореол героя ему совершенно не нужен, ему платят, он работает. Профессий много: кто-то строит дома, кто-то водит машину, кто-то лечит, а кто-то варит пиво или продает водку. Милиция ловит преступников, а он, Локи – заблудшие души.

– И много заработал? – Услышав о деньгах, она сразу нахмурилась, словно он заговорил о чем-то крайне неприличном. У нее вообще было очень живое лицо. Кстати, он так и не удосужился поинтересоваться, как ее зовут.

– Мне хватает. Как тебя зовут?

– Лия.

Лия. Красивое имя. В нем слышался звон китайских колокольчиков, крошечных фарфоровых звоночков, расписанных вручную, или радостный перестук капель дождя, скользящих по стеклу, или серебряный шум березовой рощи, запутавшейся в облаке солнечного света. Хорошее имя, и она тоже хорошая. Высокая, даже чуть выше его, стройная и светлая, словно одна из молодых березок в той самой роще. Ей бы на подиум, под колпак искусственного света, в футляр из искусственной красоты, а она сидит здесь, с ним, и от этого становится как-то радостно, что ли, хотя поводов для радости совершенно не предвидится. Все равно, душа пела, в такт перешептыванию острых листьев в форме сердечка. Почему он никогда раньше не задумывался, что у березы листья в форме сердечка? И хорошо, что не задумывался, о деле думать надо. О деле, а не об этой малознакомой девице со светлыми волосами и певучим именем Лия.

– Дай мне послушать еще раз, – попросила она.

– Зачем?

– Нужно.

– Ладно.

Она слушала внимательно, гораздо внимательнее, чем в первый раз. Слушала, по-птичьи наклонив голову на бок, и двигала губами, будто проговаривала текст на пленке. А возможно, и проговаривала, следом за Евгенией и за ним. Зачем ей это? Но Локи не мешал, раз попросила, значит, нужно.

– Еще? – Спросил он, когда пленка закончилась.

– Нет. Крысиный король – кто это?

– Если бы я знал…

– Но он существует? Существует на самом деле?

– Существует человек, который скрывается за маской Крысиного короля, и этого человека я должен найти. Человека и маску.

– Подожди! – Она выбежала из кухни – сорвалась с места и вихрем унеслась в комнату. Вернулась через минуту. – Вот! Это одна девочка нарисовала. Из моей группы. Совсем еще ребенок…

Это и так понятно. Линии неровные, но четко прорисованы, предметы крупные, никакого представления о перспективе, все в

одной плоскости. Но маленькой художнице удалось передать главное: страх, ужас, боль и образ Крысиного короля. На рисунке был именно он, никаких сомнений. Значит, маска все-таки существует. Черт, не то чтобы Локи в этом сомневался, просто впервые он подобрался к НЕМУ так близко…

Того и гляди, добыча учует его и сама превратится в охотника.

Лия

Он рассматривал этот несчастный рисунок с таким видом, что я даже испугалась. Ни дать, ни взять, узрел перед собой великое полотно работы известного мастера. Или лицо врага, которого до сего момента в глаза не видел, но точно знал, что он существует. Последнее явно ближе к правде. Оторвавшись, наконец, от созерцания картинки, мой ночной гость аккуратно согнул листок пополам и засунул его в свой рюкзак.

– Пора спать, – заметил Локи.

– Пора. – Я не могла с ним не согласиться. Я бы и спала, давным-давно спала и видела бы замечательные сны. Следующий его вопрос поставил меня в тупик.

– Где тут будет мое место?

– В смысле – твое место?

– Где я буду спать?

– Понятия не имею. – Но точно не у меня в квартире, добавила я мысленно. – А где ты спал до этого?

– На улице, – спокойно ответил Локи, – в парке, на вокзале, где придется.

Все понятно. Бомжевал, как мог, потому и видок у него, мягко говоря, непрезентабельный, а теперь ко мне напрашивается. Не уж, я еще остатки инстинкта самосохранения не утратила, чтобы позволить этому типу обосноваться в собственной квартире.

Или утратила? Через полчаса я засыпала на мягкой кровати, которая, кстати, уже успела остыть, и мне пришлось свернуться в клубочек, чтобы не замерзнуть. А Локи устроил себе лежбище – другого определения не подберешь – среди остатков шкафа. Подушку, одеяло или хотя бы плед я ему не предложила – из вредности. Локи обошелся и так, сразу видно, что практика ночевок в самых разнообразных местах у него обширная. Вытащил из своего необъятного рюкзака не то огромный плащ, не то просто кусок брезента, закрутился в него, точно гусеница, которая превратилась в куколку, и мгновенно отрубился. Хорошо, хоть не храпел. А я все никак не могла заснуть. Нервное потрясение, наверное.

Кстати, Рафинад впервые в своей кошачьей жизни предпочел спать на полу и, устроившись где-то под боком у Локи, тихонько замурлыкал, предатель.

Дед Мороз

Свое собственное расследование Максим Ильич решил начать с интерната, в котором работала погибшая. Начальство в свои планы Морозов посвящать не стал, ибо чем меньше начальство знает, тем меньше дурацких вопросов задает.

За пять лет существования школы-интерната для трудных подростков горожане успели привыкнуть к непроницаемым серым стенам, за которыми, собственно говоря, и проводили все свое время воспитанники. Прежде чем стучаться в железную дверь, Максим Ильич постарался узнать о школе-интернате как можно больше. Обилием и разнообразием информация не радовала. Школа была заведением частным, находилась под государственным присмотром, естественно, но все равно, сегодня ведь какое правило – кто девушку кормит, тот ее и танцует, а кормился интернат не из бюджета. Официальным спонсором являлась Церковь Живой веры, иначе – Церковь обретения Благодати Божьей, вернее, российский филиал таковой, головная контора находилась где-то за рубежом, по одним данным, в Америке, по другим, в Англии, по третьим – вообще в Египте. Чем это иностранное учение отличалось от классического христианства, например, того же православия, Максим Ильич понять даже не пытался, богословские вопросы – не та тема, в которой хорошо разбирался бы обычный мент, выросший в духе коммунистического атеизма.