Маска майя
Шрифт:
Внезапно ее сердце забилось чаще, и она вернулась к тому, о чем ее предупредило подсознание. Николь пересчитала плиты: от входа до конца помещения их оказалось одиннадцать.
Взволнованная, она пересчитала и плиты, лежащие поперек, от левой стенки до правой. Она сделала это, наступая на них, потому что коллеги закрывали ей обзор.
Закончив, она глубоко вздохнула. Их было четырнадцать?!
— Они образуют прямоугольник, одиннадцать на четырнадцать! — воскликнула Николь. — Плиты! — пояснила она, заметив
Все они тут же опустили глаза, и гватемальский археолог сделал шаг назад, словно боясь наступать на пол.
— Система координат! — сказал Жан, тоже воодушевившись. — 9. 11. 10. 14 могут означать какую-то определенную плиту. И 3. 11. 3. 14 — другую. Хотя… не знаю, — засомневался он, — возможно, это поспешный вывод.
— Может быть, может быть. — Аугусто Фабрисио улыбнулся ему. — По крайней мере, у нас есть кое-что, имеющее смысл.
— Откуда начинать считать? — спросила Николь. — Майя писали так, как и мы, или нет? Слева направо? Это для четырнадцати плит, а для одиннадцати? Начнем от двери или от задней стенки?
— Несомненно, от двери. — Хулио Ривера взглянул на своего товарища из Гватемалы в поисках поддержки. — При счете майя начинают снизу и идут вверх.
— Тогда это будет плита 1.1, — сказала Николь, становясь в левом ближнем углу комнаты. — Дальше!
Вскоре первоначальная эйфория сменилась разочарованием. Эти две плиты ничем не отличались от остальных. И результат не изменился после того, как они выбрали другую точку отсчета. Они не увидели никакой возможности поднять плиты, не нашли никакого паза для рычага.
— Я бы сказал, что тут швы более чистые, — высказался Хулио Ривера о первых двух из выбранных ими плит. Хотя всем вначале показалось, что он прав, позднее они уже не могли различить, соответствует ли это действительности или является плодом их воображения.
Николь вышла из комнаты и присела на ступеньках лестницы, расположенной между двумя дверями. Жан последовал за ней и устроился рядом. На юге открывался великолепный вид на пышную рощу, окружавшую развалины Караколя.
Девушка словно бы любовалась этим чудесным пейзажем, хотя нахмуренные брови указывали на то, что ее мысли блуждали далеко отсюда.
— Тебе знакомо это ощущение, Жан, когда мысль, или воспоминание, или даже просто слово готово вот-вот появиться в сознании, но так и не дается? Я сейчас именно это и испытываю: я чувствую, как что-то от меня ускользает. — Николь сделала вид, что пытается обхватить воздух. — Но я все-таки надеюсь на озарение.
— Конечно же! До сих пор так и было. — Жених нежно обнял ее за талию. — Мы уже здесь, и не похоже, чтобы рисунки лестницы Наранхо указывали на какое-то другое место.
— Надписи… Возможно, Жан, мы слишком рано обрадовались. Только что произошло это событие с Ги, и мы нервничали. Кроме
Жан пожал плечами.
— Смутно. Это были какие-то фигуры, не так ли?
— Да. Два стоящих человека. Я их хорошо помню. Они смотрели вперед, в нашу сторону.
— Может быть, но это нам ни о чем не говорит. Или говорит? — Его голос изменился, когда он увидел, что в глазах его невесты появился блеск.
— Жан, они находились в разных плоскостях. Я не отдавала себе отчета… Одна фигура выдвинута вперед по сравнению с другой. А пол, на котором они стояли, не был гладким! Он был как бы решетчатым!
— Решетчатым… Из плит? Ты выдумываешь…
— Может, и выдумываю, может, все это глупости. — Она посмотрела на жениха, вставая. — Однако что нам мешает проверить?
Николь посмотрела на четырех мужчин, поднявшихся с ней на вершину пирамиды, как будто взвешивала их взглядом. В конце концов она остановилась на гватемальце, который в это время выходил из маленькой комнаты.
— Аугусто, сделай мне одолжение. Встань на первую из двух плит, на ту, которую мы обозначили как 3.3. Ты понял? Остальные, — она повернулась к ним, — оставайтесь снаружи и не смейтесь, если ничего не произойдет. А тебе, Пьер, не хочется заснять все это?
Сотрудник Французского телевидения лишь улыбнулся, хотя Николь краем глаза заметила, снова входя в комнату, как он поднял камеру на плечо.
Гватемалец уже стоял на плите и ждал, скрестив руки на груди и весело поглядывая своими кругленькими глазками.
Николь встала на другую плиту — 9.10 — и повернулась ко входу. Она увидела, что Пьер начал съемку, а Жан и Хулио смотрели на них в напряженном ожидании.
Вначале ничего не происходило, но вскоре послышался глухой шум. Николь почувствовала, что он зарождался под ней, как будто исходил изнутри пирамиды.
Внезапно пол стал медленно уходить у нее из-под ног. Она чуть было не перепрыгнула на соседнюю неподвижную плиту — опускаться начала лишь та, на которой она стояла. Да, и плита Аугусто Фабрисио тоже, в чем она смогла убедиться, повернувшись к гватемальцу. Его руки все еще были скрещены на груди, но он явно оцепенел от изумления.
— Спокойно! — крикнула Николь, когда Жан и Хулио бросились к ним, в то время как Пьер продолжал снимать. Она была уверена, что если они войдут, их вмешательство все испортит. А этого ей не хотелось.