Маска
Шрифт:
— Агнесса, — равнодушно ответил советник.
Взяв щипцы с жаровни, Мелисанда сжала ими кожу на предплечье женщины. Агнесса дернулась, но даже крик не сорвался с ее губ, она только тяжело задышала.
Мелисанда отняла щипцы, и по пыточной разлился запах жженой плоти. Почему Агнесса не кричит? С таким Мелисанда еще не сталкивалась. Обычно все начинали кричать — пускай боль и отступала довольно быстро, она была невыносимой.
Мелисанда всмотрелась в лицо женщины: страх исчез, осталось только равнодушие. Это плохо. Равнодушие — первый шаг к смерти. Похоже, Агнесса уже была на пути к вратам преисподней.
Мелисанда отложила щипцы и попросила Земпаха сделать перерыв: она опасалась, что женщина может умереть. Советник понимал, что с Мельхиором в таких вопросах лучше не спорить, и согласился.
— Останешься здесь. Мы с писарем вернемся через час.
Мелисанда подождала, пока оба мужчины выйдут. Вскоре в подвале воцарилась тишина. Тогда она наполнила кружку водой и поднесла ко рту Агнессы. Но обвиняемая упрямо сжала губы. Тихо вздохнув, Мелисанда взяла «грушу» и открыла Агнессе рот. Когда палач начал лить в горло подсудимой воду, той ничего не оставалось, как глотать.
Однако сопротивление разожгло в ней ярость, глаза злобно сверкнули.
Мелисанда удовлетворенно хмыкнула. Что ж, злость позволит Агнессе выжить. Злясь, человек не мог умереть от боли.
Она задумчиво посмотрела на кружку. Что, если она сама умрет, когда убьет де Брюса? Неужели ее ярость, которая все эти годы поддерживала в Мелисанде волю к жизни, погаснет?
Агнесса закашлялась.
— Мерзавец! — крикнула она и плюнула Мелисанде в лицо.
Не обращая на женщину внимания, Мелисанда утерлась. Она чувствовала, что теперь-то Агнессе не удастся сдержать крик. Обвиняемая опять плюнула, но на этот раз ее плевок не долетел.
— Вы, мужики, все одинаковые! — рявкнула она. — Вам нужно только удовольствие, а потом вы нас швыряете в сторону, как гнилое яблоко. Ко всему вы еще и трусы.
Осекшись, она обмякла и разрыдалась.
«Хорошо бы, если бы она оставалась в таком настроении до возвращения Земпаха», — подумала Мелисанда. Пускай эта женщина и совершила страшное преступление, Мелисанде не хотелось мучить ее больше, чем нужно. Хотя бы для того, чтобы не доставлять такое удовольствие Земпаху.
— Я никогда не сознаюсь. Никогда. А тебе я все расскажу, потому что Господь справедлив и лишил тебя голоса. К тому же твое слово ничего не стоит. Ты еще хуже того подонка, который бросил меня в беде. «Убей его! — кричал он, когда я умоляла оставить ребенка. — Убей его и не докучай мне больше, дура!» Он повторял эти слова снова и снова. — Обуреваемая яростью, страхом и отчаянием, женщина плакала навзрыд.
Но Мелисанде не было ее жаль. Агнесса согрешила, причем дважды. Вначале она отдалась мужчине, который не был ее мужем, а затем убила плод их греха. Она была бесстыдной искусительницей и детоубийцей.
Мелисанда взяла дощечку.
«Я буду пытать тебя, пока ты не сознаешься», — написала она.
Агнесса недоуменно уставилась на слова. Написанные буквы были ей, должно быть, столь же чужими, как и латынь на мессе.
Вскоре Земпах и писарь вернулись.
Мелисанда надела на обвиняемую жом для пальцев. Агнесса вскрикнула, жалобно и возмущенно. Но признаваться она не собиралась.
— Ладно, — сказал Земпах. — Неси шлем и крыс, я хочу посмотреть, как это работает.
Мелисанда повиновалась. Шлем она поставила перед Агнессой. На нем виднелись ошметки кожи — на самом деле кожа была не человеческой, а куриной, Мелисанда поручила одному из стражников купить ее как раз на такой случай.
У Агнессы от ужаса расширились глаза.
Рядом со шлемом Мелисанда поставила клетку с четырьмя крысами. Зверьки беспокойно метались по клетке и принюхивались. Их усы подергивались, черные глазки, казалось, горели от предвкушения пиршества.
— Женщина, они сожрут твое лицо! Обгрызут твой язык, полакомятся твоими аппетитными щечками. А потом спустятся по твоей глотке в желудок и начнут есть тебя изнутри.
Агнесса молчала, и Земпах кивнул. Мелисанда надела на Агнессу шлем, оставив забрало поднятым, чтобы детоубийца в любой момент могла сознаться. Она осторожно подняла первую крысу за хвост и помахала ею перед носом Агнессы. Когда она уже готова была запихнуть животное в шлем, обвиняемая сдалась.
— Да! — крикнула женщина. — Да, я это сделала.
Крысу отправили обратно в клетку.
— Что ты сделала, дура?
Земпах был вне себя от ярости. Не потому, что эта женщина убила своего ребенка, ему не было до этого дела. Нет, он злился по другой причине: уж слишком быстро она призналась, лишив его удовольствия наблюдать пытку крысами.
Мелисанде стало стыдно. Ее злость на Агнессу вдруг улетучилась, ей даже немного стало жаль обвиняемую.
— Я ничего не могла поделать, — расплакалась Агнесса. — Я этого не хотела! Не хотела!
Ее голос становился все громче.
— Чего ты не хотела? Что ты сделала? — кричал Земпах. — Отвечай, иначе тебе опять наденут шлем на голову. И он останется там до полуночи!
Надежда вспыхнула в глазах Земпаха, но ей не суждено было осуществиться.
— Начались роды. Живот заболел, и я спустилась в подвал. Было очень больно. И боль не прекращалась. Но потом показалась головка, и уже вскоре я держала на руках окровавленное тельце. Я ничего не чувствовала. Ребенок был чужим. И уродливым, как гном. Он молчал, и я подумала, что он мертв. Но потом я его тряхнула, и он вдруг заорал. Никто не должен был узнать о нем, и я умоляла его не кричать. Но он все кричал, громче и громче. И я зажала ладонью его рот. А потом он умолк…
Она набрала воздуха в легкие, чтобы продолжить, но Земпах перебил ее. Его голос эхом отдавался от стен:
— И все же тебя нашли, дьявольское отродье! Одно я тебе скажу точно: если ты посмеешь обвинить какого-нибудь почтенного мужчину в том, что он соблазнил тебя, суд приговорит тебя к долгой и мучительной смерти. Тебя похоронят заживо. Писарь! Вы все записали?
Кивнув, писарь собрал пергамент, чернильницу и перья. Его лицо оставалось совершенно невозмутимым. Склонив голову, он последовал за Земпахом. Уже у двери советник оглянулся: