Маска
Шрифт:
— У них есть предел высоты. Если мы уйдём вверх, они не смогут последовать за нами.
— Ну что вы, митан, этот зверь — не дирижабль, а в этом мире действуют иные законы физики. Просто мы выглядим эдакой беззащитной прогулочной яхтой, и мой погонщик хочет заставить их думать, что мы стремимся наверх, когда на самом деле мы хотим, чтобы наверху были они. Вот для этого.
В животе поселилось неприятное чувство, когда Ахолкум вдруг стал резко снижаться. Одновременно вершины некоторых башенок дворца на его спине раскрылись, выпуская наружу нечто вроде огромных ромбовидных кристаллов. Один залп ветвистых молний испепелил сразу двоих арлий и оставшийся
— Вот и всё. Мы успеем набрать нужную скорость и войти во владения Охшаора прежде чем на нас набросится талогарский рифитрон. Эти твари крайне подвижный и быстры, но на прямых дистанциях, как вы понимаете, им с нами не тягаться.
Перед глазами всплыл смутный образ огромного спрута, способного изрядно потрепать кого угодно.
— Это очень хорошо.
Покои, которые приготовили для нас в летающем дворце, не оскорбили бы даже Императора. Всё было обставлено вполне привычно для обитателя мира под Луной, не чуравшегося помпезной роскоши и всестороннего удобства, что импонировало, ведь выходить наружу желания не было никакого. Время тянулось медленно, но утешением служили предоставленные нам книги и, конечно же, султ. Право я никогда прежде не пробовал алкоголя более великолепного, чем это храмовое пойло, но даже он мерк на фоне книг из иных миров. Именно их я попросил и именно их получил, причём в большом количестве. Разумеется, читать начал не сразу, а лишь проштудировав гору словарей и учебников, но полученное в итоге удовольствие того стоило.
Трудно описать чувство, возникавшее при соприкосновении с материальной историей иного мироздания. Оно рождало удовольствие и наделяло безмерной скорбью от осознания своей незначительности, от представления бескрайних просторов, которые так и останутся необъятными, неизученными… не завоёванными! Эта бесконечная Мегавселенная предоставляла бесконечный простор для разворота амбиций, а мы, тэнкрисы, почитавшие себя владыками всего сущего, ещё даже не полностью завладели мирком, который по праву считали своим. Наш кругозор ничем не отличался от кругозора маленького муравья, для которого даже ребёнок, присевший над муравейником с лупой в солнечный день — равен воплощению божьей кары.
— Себастина, зачем нам вообще быть, если мы не можем быть великими?
— Это риторический вопрос, хозяин?
— Эх… долей-ка мне немного султа. Благородный тан хандрить изволит!
— Это святое, хозяин. Только в меру.
Чтобы оказаться подальше от территорий подконтрольных городу-государству Талогар, которые, это нельзя было не отметить, превосходили размерами многие государства мира под Луной, мы были вынуждены сделать немалый крюк и пробороздить вечную ночь над землями Охшаора, Вхагона, Лаагафа и Сеоппа, дабы приблизиться к центру мира в Темноте с условного юго-востока. Нигде нам не чинили препятствий, не задерживали и не спрашивали, кто мы такие и куда летим — замысловатый герб Оборотной Империи служил универсальным пропуском, так как она вела торговые дела со всеми правителями сего мироздания и имела авторитет.
Центром мира в Темноте являлся континент, не такой большой, как некоторые прочие, но и не столь малый, чтобы именоваться просто островом. Необитаемая чёрная пустошь, на которой ничто не росло и не жило, ибо именно на этом континенте, в центре мироздания, разверзалась пропасть, окаймлённая горами-клыками и ведшая вглубь, в саму Темноту.
Цойдагант не смог подлететь непосредственно к разлому, зверь слишком боялся того, что было там и никакие усилия погонщика не заставили его проделать остаток пути. Вместо этого на склон одной из гор был высажен экспедиционный отряд, набранный из разномастных демонов Темноты, служивших Аволику, его самого и нас с Себастиной.
То восхождение осталось в памяти лишь как один смазанный и долгий путь вверх по крутым тропам и отвесным каменным стенам, проделанный в полном молчании и во мраке, разгоняемом немногочисленными фонарями. Я сбился со счёта привалам для сна и пищи, после которых приходилось продолжать путь. Не было ни снега, ни пронизывающего ветра, и как бы высоко мы ни поднимались, атмосфера не разряжалась.
Аволик, ведший отряд, будто не замечал, что постепенно, ряды его слуг тают. То один, то другой демон исчезал с глаз, и чем выше мы забирались, тем чаще отродья Темноты растворялись во мраке.
— Тут нечему удивляться и не на что злиться, — ответил оборотник, когда я обратил его внимание на дезертирство демонов, — скоро нас останется всего трое, митан, а остальные вернутся к цойдаганту.
— Разве они не должны следовать за вами всюду и подчиняться беспрекословно?
— Сей случай исключителен. Мы идём на встречу с той, что породила весь демонический род, на встречу с богиней. Согласитесь, тан л'Мориа, немногие верующие искренне жаждут столкнуться лицом к лицу со своими божествами. Особенно с такими жестокими как Темнота.
После этого я стал внимательнее приглядываться к Себастине и искать в ней признаки зарождающегося страха перед грядущим. Она пришла ко мне из Темноты, и, являясь частью меня, в равной степени была и частью Тёмной Матери.
В конце концов, демоны исчезли окончательно и последний отрезок пути мы проделали втроём.
Вершина горы нависала над бездонной пропастью, а по сторонам от неё вздымались горы-двойники, образуя цепь, похожую на огромную зубастую челюсть. Оборотник, шедший впереди во время всего пути, не изменил этой привычке и под самый конец. Он первым достиг обрыва и встал на самом его кончике, чтобы взглянуть вниз.
— Она знает, что мы здесь и скоро появится. Тан л'Мориа, пожалуйста, займите моё место.
Эдвард Д. Аволик отошёл, позволив мне встать над пропастью.
— Если не хотите, можете не смотреть вниз.
Но я уже посмотрел. И удивился тому, что не сошёл с ума мгновенно. Мимолётного взгляда хватило на то чтобы понять — все, что было прежде, и всё, что я мог бы вообразить в самых худших кошмарах, не шло ни в какое сравнение с тем, что поднималось снизу дабы увидеть меня.
Она зацепилась за край пропасти и горы стали крошиться от её прикосновения. Она возвысилась до небес и склонилась над жалкими искорками жизни, что с ужасом ждали её внимания. Она обратила к ним взгляд тысяч пылающих очей и разверзла спою пасть, но мир, что был сотворён ею и ею же являлся, остался нем.
— Отведи свой взор, дитя, или погибнешь. — Чужой голос Себастины пророкотал совсем рядом, и могучие руки развернули меня спиной к Темноте. Но и лицом к Темноте. — Утри кровавые слёзы.
Она протянула мне батистовый платок, изъятый из моего же кармана и аккуратно, даже с нежностью, вытерла струйки крови с моих щёк.
— Бриан, мой мальчик, мой драгоценный ключ, мои драгоценные врата. Как долго я ждала возможности увидеть тебя.
Себастина улыбнулась, склонила голову чуть набок и медленно погладила меня по плечам.