Маскарад для убийства
Шрифт:
Он оперся руками на стол и наклонился к Кремеру.
— Я намерен быть искренним с вами, инспектор. При данных обстоятельствах я не вижу, какую пользу можно извлечь, если предать огласке тот факт, что эта женщина пришла сюда вместе с моей матерью. Не хочу оставлять никаких сомнений в том, что у нас нет желания уйти от гражданской ответственности. Но каким образом можно помешать тому, чтобы имя моей матери попало в газетные заголовки?
— Я не отвечаю за газетные заголовки, — сказал Кремер, и не издаю газет. Если они уже разнюхали что-то, я не в состоянии воспрепятствовать им. Но могу заметить, что признателен вам
У Кремера было много вопросов к матери и сыну. После того, как он задал половину, Вулф протянул мне клочок бумаги, на котором его рукой было написано:
«Скажи Фрицу, чтобы он принес нам кофе и сэндвичей. Нам и тем, кто остался в гостиной. И больше никому. Разумеется, не считая Сола и Теодора».
Я вышел из комнаты, отыскал на кухне Фрица, передал ему записку и вернулся назад.
В продолжение всей беседы Юджин с готовностью отвечал на вопросы Кремера, и миссис Орвин старалась следовать его примеру, хотя это стоило ей немалых усилий. Они показали, что все время были вместе, что, насколько я знаю, было не так, потому что по меньшей мере дважды во время приема видел их порознь друг от друга. Кремер тоже, поскольку я не сделал из этого тайны.
Они наговорили еще много другого, в том числе и то, что за время своего пребывания в оранжерее не покидали ее вплоть до того момента, когда спустились сюда с Вулфом; что, пока большинство гостей не ушли, оставались там, потому что миссис Орвин хотела уговорить Вулфа продать ей несколько растений; что полковник один или два раза отлучался куда-то; что после моих слов и реакции полковника Брауна их почти не встревожило отсутствие Синтии; и так далее.
Перед тем как уйти, Джин еще раз попытался упросить инспектора не впутывать в это дело его мать, и Кремер пообещал ему сделать все возможное.
Фриц принес Вулфу и мне подносы, и мы принялись за их содержимое. Молчание, которое установилось после ухода Орвинов, сменил звук работающих челюстей, пережевывающих салат.
Кремер, нахмурившись, смотрел на пас. Потом повернул голову:
— Леви! Приведи сюда этого полковника Брауна.
— Да, сэр. Этот человек, о котором вы спрашивали, — Веддер, — здесь.
— Тогда я приму его первым.
В оранжерее Малькольм Веддер принес мое внимание тем, как взял в руки горшочек с цветами. Когда он подвинул стул и сел за стол напротив Кремера и меня, я все еще придерживался мнения, что его персона заслуживает более пристального внимания, однако после его ответа на третий вопрос Кремера расслабился и целиком сосредоточился на своих сэндвичах. Веддер был актером и играл в трех пьесах на Бродвее. Без сомнения, этим все объяснялось. Ни один актер не будет держать горшочек с цветами, как большинство нормальных людей, как вы или я. Он должен подчеркнуть свое действие тем или иным способом, и Веддер по совпадению избрал такой, который напомнил мне, как пальцы смыкаются на человеческом горле.
Сейчас он казался воплощенной в человеческий образ досадой и негодованием.
— Это бестактность! — сказал он Кремеру; его глаза метали молнии, а хриплый голос был исполнен страстной силы. — Обычная полицейская бестактность! Впутать меня в подобную историю!
— Да, — сочувственно сказал Кремер. — Этого не случилось бы, будь ваши фотографии во всех газетах. Вы член цветочного клуба?
Нет, ответил Веддер, он не состоит в клубе. Он заявился сюда вместе со своей приятельницей миссис Бэшем и, когда она покинула прием, чтобы успеть на какое-то свидание, остался посмотреть орхидеи. Они пришли примерно в половине четвертого, и он безотлучно находился в оранжерее до ухода.
Когда Кремер задал все положенные в таких случаях вопросы и получил на них, как и следовало ожидать, отрицательные ответы, он внезапно спросил:
— Вы были знакомы с Дорис Хаттен?
Ведер нахмурился.
— Дорис Хаттен. Она тоже была…
— А! — воскликнул Веддер. — Ее тоже задушили! Я вспомнил!
— Совершенно верно.
Веддер сжал руки в кулаки, но не убрал их со стола и наклонился вперед.
— Вы же знаете, — с усилием сказал он, — что нет более отвратительного занятия, чем душить людей, особенно женщин.
— Вы знали Дорис Хаттен?
— Отелло, — произнес Веддер глубоким звучным голосом. Он поднял глаза на Кремера, и его голос тоже возвысился. — Нет, не знал, лишь читал о ней. — Его всего передернуло, и он резко поднялся со стула. — Я приходил только за тем, чтобы посмотреть на орхидеи.
Веддер провел рукой по волосам, повернулся и пошел к двери.
Леви посмотрел на Кремера удивленными глазами, но тот покачал головой.
Следующим привели Билла Мак-Наба, издателя «Газетт».
— Мне трудно передать вам, как я сожалею об этом, мистер Вулф, — сказал он с подавленным видом.
— Не стоит, — пробурчал Вулф.
— Какой ужас! Мне и в страшном сне не могло привидеться ничего подобного. Манхэттенский Цветочный Клуб! Конечно, она не записана в клуб, но тем хуже для нас. — Мак-Наб повернулся к Кремеру. — Во всем виноват я.
— Да, это была моя идея. Я упросил мистера Вулфа устроить прием. Он позволил мне разослать приглашения. И я уже поздравлял себя с небывалым успехом. Но чтобы такое!.. Что мне делать?
— Присядьте на минуту, — пригласил его Кремер.
Мак-Наб по крайней мере внес разнообразие в детали. Он признал, что трижды во время приема покидал оранжерею: один раз сопровождал уходящих гостей и еще дважды спускался в прихожую — проверить, кто уже пришел, а кто еще нет. В остальном он повторил то, что нам уже было известно. После этого нам показалось не только бессмысленным, но и глупым тратить время на оставшихся семь или восемь человек только потому, что они уходили последними. Кроме того, с технической точки зрения это было для меня слишком непривычным. Мне никогда не доводилось видеть здесь столько людей сразу.
Любому полицейскому известно, что вопросы, которые он собирается задать, должны иметь своей целью выяснить три вещи: мотивы, средства и возможность. В нашем случае в вопросах не было нужды, ибо ответы на них нам были уже известны. Мотивы: убедившись, что Синтия узнала его, неизвестный последовал за ней вниз, увидел, как она входила в кабинет Вулфа, предположил, что Синтия сделала это именно с теми намерениями, какими они и в самом деле оказались — ведь она действительно собралась рассказать все Вулфу, и решил воспрепятствовать им самым надежным и быстрым способом, который знал. Средства: ими мог быть любой кусок материи, даже носовой платок. Возможность: он находился здесь — как и все, кто был занесен в список Сола.