Маскарад

Дейли Джанет

– Не понимаю твоего юмора, Реми. Сам по себе брак еще не может служить залогом счастья. Женщина должна осмотрительно выбирать себе спутника жизни.

– А ты, мама? Ты тоже проявила похвальное благоразумие? – В груди Реми закипела злость.

– У нас с отцом прекрасные отношения. Мы прожили вместе тридцать пять лет, – принялась торопливо оправдываться мать. – И я считаю, мы так хорошо живем прежде всего потому, что у нас много общего. Мы из одной среды, у нас общие друзья…

– И общие взгляды на то, кого считать подходящим женихом, –

поморщилась Реми. – Мама, ты меня извини, но мне этот разговор неприятен.

Она бросилась к двери, но мать успела схватить ее за руку:

– Реми, Реми! Прости! Я не хотела тебя обидеть. Честное слово! – На лице Сибиллы было написано искреннее раскаяние. – Ты, наверное, считаешь меня высокомерной, но поверь, я знаю, что такое неравные браки. Я видела, как людям бывает неловко, как они мучаются, как скованно себя чувствуют на светских приемах. И вскоре их отношения разлаживаются. Разлаживаются даже несмотря на то, что в спальне у них по-прежнему все отлично! Пойми, для супружеской жизни это не самое главное, далеко не самое главное! И если за пределами спальни у супругов все идет вкривь и вкось, то брак обречен. Вот почему я так рада, что ты не совершила роковой ошибки – не вышла замуж за Бьюкенена.

Реми напряженно кивнула:

– Понятно.

– Надеюсь, ты действительно меня поняла. – Мать погладила ее по щеке. – Я знаю, вы с ним расстались. Наверно, мне не стоило упоминать про этого человека.

Все вокруг, в том числе и сам Коул, говорили, что они расстались. Но почему тогда, очутившись утром на пристани, она с такой тоской вспоминала свою любовь? И почему ее так бесили намеки на то, что Коул ей не ровня? А еще… еще Реми постоянно вспоминала, как Коул властно притянул ее к себе и поцеловал. И при мысли об этом ее неизменно бросало в жар.

В тот раз, когда осматривали новый корабль, она торжественно поклялась:

– Я всегда буду любить тебя, Коул Бьюкенен! Ничто не поколеблет мою любовь. Ты слышишь? Никто и ничто!

Так что же заставило их расстаться? Этого Реми не помнила. Не помнила, хоть убей!

– У тебя усталый вид, дорогая. Впрочем, неудивительно, ты же встала ни свет ни заря. – Сибилла подхватила дочь под руку и пошла вместе с ней в холл. – По-моему, тебе следует полежать, отдохнуть.

– Да, пожалуй, – согласилась Реми, хотя и не ощущала усталости.

Мать остановилась у подножия резной деревянной лестницы.

– Ты иди, дорогая, а я займусь цветами. Когда ты немного отдохнешь и снова спустишься вниз, наш дом будет похож на оранжерею. Мне хотелось сделать это к твоему приезду, но я не успела, – проворковала Сибилла и исчезла в солярии.

Реми задумчиво посмотрела ей вслед и поднялась по лестнице на второй этаж. Дверь в ее комнату была открыта. Нэтти прибиралась в спальне, напевая:

– Мой Элджин был со мною целых двадцать лет…

– И только-то? – шутливо спросила Реми, входя в комнату. – Всего двадцать?

Потянувшаяся за подушкой негритянка вздрогнула от неожиданности и испуганно отдернула руку, но тут же пришла в себя и дерзко расправила плечи.

– Если хочешь спать, – заявила она, подбоченившись, – ты мне сразу скажи, и я не буду стелить постель. Зачем тратить время попусту?

Реми уныло посмотрела на груду одеял и подушек, валявшихся на полу. Ложиться сейчас спать бессмысленно – все равно не уснешь.

– Пожалуй, я лучше приму душ и переоденусь, – вяло пробормотала она, расстегивая двубортный пиджак.

Нэтти снова склонилась над матрасом и сбросила на пол последнюю подушку.

– Как ты успеваешь и готовить, и прибраться во всех комнатах, Нэтти? – изумилась девушка.

– Я? Да Бог с тобой! Что ты говоришь? – замахала на нее руками негритянка. – Разве можно справиться с этим одной? У вас же не дом, а дворец! Нет, к вам два раза в неделю приходит женщина, которая делает генеральную уборку. А моя обязанность – стелить постели, готовить еду и поддерживать в комнатах порядок.

– Понятно.

Реми сняла пиджак и подошла по зеленовато-золотистому ковру к гардеробной. Зайдя внутрь и сняв с палки вешалку, она озадаченно огляделась.

– А я думала, в старых домах нет специальных гардеробных. – Верно. Раньше тут был альков, но твой прадедушка приказал навесить двери и устроил тут гардеробную, – объяснила Нэтти, деловито заправляя простыню под матрас.

Реми повесила пиджак на плечики и застегнула верхнюю пуговицу, чтобы он не упал.

– А ты давно у нас работаешь, Нэтти?

– Третьего ноября будет двадцать лет.

Служанка аккуратно расстелила на кровати вторую простыню.

– Третьего ноября? Ты даже число помнишь? Это что, такая знаменательная дата?

Реми прислонилась плечом к резному столбику кровати.

– Нет, просто за два дня до этого, в праздник Всех Святых, я потеряла ресторан, – небрежно сказала Нэтти, но ее проворные руки, до того не останавливавшиеся ни на мгновение, вдруг безжизненно замерли.

– У тебя был свой ресторан?

Интересно, она знала об этом раньше?

– Да, целых полгода. Я назвала его «У Натали» – на французский манер. Надеялась, что это произведет хорошее впечатление. – Нэтти помолчала, отрешенно глядя вдаль, а потом горько усмехнулась: – Стыдно признаться, но я тешила себя иллюзиями, что со временем люди будут произносить название моего ресторана с таким же почтением, с каким они говорят «У Антуана» или «У Бреннана». Да, у меня были грандиозные планы…

– И что случилось?

– Я разорилась, вот что! Все пошло псу под хвост. Зря я, как выяснилось, столько лет надрывалась, училась кулинарному искусству – причем не где-нибудь, а во Франции! – работала в шикарных ресторанах и освоила всю эту премудрость лучше самых знаменитых шеф-поваров. Короче, все мои мечты рухнули, – небрежно махнула рукой Нэтти, однако Реми прекрасно понимала, что скрывается за напускным равнодушием служанки.