Маскарад
Шрифт:
– Прости меня, Чарли! – прошептала Реми, уныло плетясь в свою комнату.
Холодный, пронзительный ветер задувал сквозь балкон на второй этаж. Реми немного поколебалась, но все же поставила поднос с остатками еды на низенький столик и подошла к двери, собираясь ее закрыть. Внезапно к дому подъехала машина.
Коул… Реми окаменела. Зачем он явился? Широкий балкон загораживал вид на крыльцо, и Реми кинулась к лестнице. В последний момент, уже выбегая из комнаты, она краем уха услышала визг тормозов и поняла, что вслед за Коулом приехал кто-то еще.
Мирную тишину нарушил громкий
Коул ворвался в дом и, дико озираясь, завопил:
– Где она? Где, черт побери! Я должен ее увидеть! Где она?
– Коул… – Реми растерянно остановилась на середине лестницы.
Она никогда в жизни не видела его таким разъяренным. Об него сейчас впору было зажигать спички.
Коул кинулся было к ней, но в этот момент в дом вбежал расстроенный Марк. Он схватил Коула за рукав.
– Бьюкенен! Я говорил вам…
– А я говорю, что хочу это услышать от нее самой! – прорычал Коул и, стряхнув руку Марка, поднял глаза на Реми. – Я хочу услышать это от тебя.
– О чем вы спорите? – спросила Реми дядю.
– Он не верит…
– Нечего ей подсказывать! – рявкнул Коул. – Пусть говорит сама.
– Ты… ты спрашиваешь про…
– Да! Повтори при мне, что ты им сказала, – процедил сквозь зубы Коул.
Реми зажмурилась, но тут же открыла глаза и посмотрела на него в упор.
– Мне очень жаль, Коул, но я видела ночью в доке тебя и Мейтленда. Вы закачивали в танкер воду.
– Это гнусная ложь!
Реми вздрогнула, напуганная его яростным криком, но Марк ловко отвлек огонь на себя.
– Бьюкенен, вы же сами признались, что были в доке вместе с Мейтлендом.
– Да, но…
– Коул, пожалуйста, перестань! – взмолилась Реми. – Мне и так больно.
– Ах, вот как? – обрушился он на нее с упреками. – Но ведь ты только сегодня признавалась мне в любви. Чему прикажешь верить? Тому, что ты говорила утром, или…
– Коул, я тебе не лгала. Я действительно люблю тебя…
– Оставь эти сказки для своих богатеньких дружков, – негодующе прервал ее Коул. – Теперь я понимаю, почему женское коварство вошло в пословицу. – Он повернулся к ней спиной и презрительно бросил Марку: – Вы добивались моей отставки? Ну так вы ее получили! Можете сказать миссис Франкс, что я освобождаю рабочее место. Пусть соберет мои вещи и завезет их ко мне домой.
Коул бросился к выходу.
– Подожди! – Реми побежала за ним, но Марк перехватил ее по дороге.
– Пусть уходит. Так будет лучше.
И дверь за Коулом захлопнулась.
28
В последний день карнавала в муниципалитете устроили грандиозный бал. Подмостки, на которых должен был восседать король карнавала и его свита, задрапировали блестящей тканью. Хрустальные люстры сверкали, зал утопал в море огней. Белая ковровая дорожка устилала ступеньки трона. Впрочем, и трон, и вся сцена пока пустовали.
Реми сидела там, куда допускались только избранные: жены и матери, друзья и подруги членов элитарного клуба Комуса, а также те, кто недавно удостоился высокой чести вступить в него. В салоне красоты ей сделали высокую прическу и искусно замазали синяки, наложив на лицо толстенный слой грима – как бы надели на него маску. Улыбаться, правда, было нельзя – грим моментально растрескался бы. Однако Реми и не хотелось улыбаться.
Она придвинулась поближе к матери – та что-то ей сказала, но замечание Сибиллы не требовало ответа, и Реми опять повернулась к сцене, терпеливо дожидаясь начала концерта. В ушах у нее были длинные серьги с изумрудными подвесками, спускавшимися до самых плеч.
По старому обычаю, привезенному в Новый Свет из Европы, бал-маскарад открывался праздничным шествием. Впереди гордо вышагивал король прошлогоднего карнавала, следом шла его свита, а за ней – члены клуба в костюмах, украшенных бисером и разноцветными перьями. Реми бесстрастно отнеслась к пантомимическому приветствию, разыгранному участниками шествия, и притворилась, будто ей любопытно посмотреть на новых членов клуба, одевшихся по столь торжественному случаю в строгие белые костюмы.
Во время парада масок она рассеянно теребила золотую цепь с бриллиантовыми подвесками, которой была перехвачена ее тонкая талия. Но потом, когда Комусу начали представлять важных гостей, усилием воли заставила себя сосредоточиться.
После окончания торжественной части начались танцы. Распорядитель бала торжественно приглашал на середину зала избранных гостей, называя их по именам. Первыми пошли танцевать Сибилла с Фрезером и Гейб с новой подружкой. Вскоре оркестр заиграл следующую мелодию, Реми услышала свое имя и пошла танцевать с отцом. Усыпанная блестками блузка переливалась, так что была незаметна тугая повязка, предохранявшая сломанные ребра. На третий танец Реми галантно пригласил Гейб. Вскоре «танцы по списку» закончились, и началось общее веселье, в котором, правда, опять-таки участвовали только члены клуба и их дамы.
С тоской глядя на кораллово-красные, оранжевые, небесно-голубые, фиолетовые и белые наряды из тафты и атласа, шифона и шелка, Реми не могла дождаться, когда же грянет карнавальный гимн, ежегодно завершавший этот бал. Гимн, как и положено, был шуточным, но его исполняли нарочито серьезно.
Если я тебя разлюблю,На яблонях вырастут бараньи головы,Луна превратится в сыр,У устриц отрастут ножки,А коровы начнут откладывать яйца,Если я тебя разлюблю…Однако сегодня даже этот дурашливый текст не вызывал у нее улыбки.
Подавив вздох, Реми поднесла к губам бокал. Музыка, смех, веселые голоса… Все это прекрасно, но при чем тут она? Что она здесь делает?
«Как что? – ехидно напомнил внутренний голос. – Ты соблюдаешь приличия».
Ну да! Родные чуть ли не на коленях умоляли ее поехать на бал, поскольку накануне вечером по городу разнесся слух, что Коул Бьюкенен ушел с поста президента «Кресент Лайн». О романе Коула с Реми Жардин, разумеется, было широко известно, и, если бы она не появилась на балу, все единодушно решили бы, что в семье Жардинов произошел серьезный раскол.