Маски трёх эпох. Том 1. Проводники
Шрифт:
Я выключила плиту и подошла к окну, за которым темно зеленел сосновый лес, одновременно золотясь на солнце янтарными стволами, и робко, нежно начинала набираться сил молодая трава. Потом обернулась к Ланту:
– Причина совсем в другом.
– В чём же?
– сложно объяснить. Когда я читала книгу, то… не понимала: зачем всё это? Так неправильно. Это конец человеческой цивилизации, понимаете? Миллиарды людей, все мечты, надежды, все жизни, и вот такая «вершина»? Горстка бездумных сибаритов – ничего не знающих, ничего не умеющих, ничего не хотящих. Этого я не понимаю ни в одной книге, ни в одном учении – почему они все – авторы и пророки – хотят уничтожить весь мир и запереть людей в такой вот неизменной вечности, в которой уже ничего не нужно хотеть.
– Ну почему, трахаться они очень даже хотят… – зло и презрительно
– Вы отлично поняли, о чём я говорю. Я не хочу, чтобы человечество превратилось вот в это. Это как… как подрубить дерево под корень.
– А если это дерево гнилое? – всё также усмехался Лант.
– Можно взять побег, вырастить новое дерево, целый лес…
– И вы мните себя пророком в этом мире? Хотите нести им Истину?
– Нет! – Меня при мысли о таком передёрнуло. – Нет! Пророкам верят не думая, а эти тоже не думают. Они тут должны научиться думать и чувствовать. Это не сделает ни один пророк, только убьёт то последнее, что в них человеческого осталось. Пророки хотят всех сделать одинаковыми, лишить личности, а не помочь стать личностью. Я вообще не хочу, чтобы… Не знаю, как объяснить… Знаете, я бы хотела, чтобы они сами научились думать, сами стали личностями. Ни мессией, ни учителем я быть не хочу. Я просто хочу, чтобы не было такого будущего. Я его боюсь. Это то же самое, что ядерная война, только еды тут много и нет выжженных пустынь. А для людей результат тот же получается. Я не хочу такого будущего!
Лант посмотрел на меня. Сначала с той же презрительной усмешкой, потом постепенно посерьёзнел и сказал извиняющимся тоном:
– Простите, я совсем забыл про обед.
– Всё готово, – улыбнулась я, понимая, что он хотел сказать другое: что сам не понимает происходящего, что тоже не хочет такого мира, такого будущего, что точно так же, как и я, чувствует себя загнанным в ловушку, из которой нужно найти выход.
– Простите… – Он встал. – Тогда я накрою стол. И возьму на себя ужин.
Уже убирая со стола после обеда Лант вдруг сказал:
– Я не знаю книгу, я не знаю, что здесь происходило. Но… Я тоже не хочу такого будущего!
***
В лесном домике мы прожили дней десять, знакомясь друг с другом, беседуя с Шалорном и узнавая подробности об этом мире. Нас никто не беспокоил. Предусмотрительно созданная над домом маскировка обманывала взгляды иногда пролетавших над лесом аборигенов, а любителей прогулок поблизости не было. Погода не располагала к прогулкам. В лесу никто не влиял на природу, и по местному календарю стояла прохладная и довольно дождливая середина апреля.
Общение с Шалорном не особо напрягало нас, напоминая разговор по видеосвязи, а вот знакомство друг с другом… Вынужденное доверие, возникшее в первые часы после бегства с вечеринки-оргии, быстро сменилось холодной отстранённостью, позволявшей защитить своё «я» от вторжения чужака. Если бы можно было посидеть, поболтать о прошлом, найти что-то общее, что объединяло бы нас не внешне, принадлежностью к одному миру и противостоянием другому, а по-настоящему, как сближают земляков воспоминания об одних и тех же местах, фильмах, музыке… Но запрет Шалорна и смена имён забрали у нас это прошлое, создав между мной и Лантом прозрачную непреодолимую стену и оставив лишь один вариант общения – вынужденное сотрудничество двух совершенно разных людей.
Отчуждение, не особенно заметное во время деловых обсуждений, очень сильно проявлялось в бытовых вопросах – режиме дня, предпочтениях в еде, манере общения. Нам приходилось постоянно контролировать себя, чтобы не напеть ненароком любимую песню, не сказать привычную поговорку, даже приготовить любимое блюдо – и это становилось проблемой, потому что по еде можно было определить, кто откуда. Хорошо, что сама работа, порученная нам Лорном, подразумевала обсуждение культуры и науки нашего мира, и в деловых беседах нет-нет, да и прорывались упоминания о том, что нам интересно, а что отталкивает. Так, очень медленно, мы с Лантом переходили от состояния вынужденного соседства к деловому и всё более доброжелательному сотрудничеству, одновременно изучая мир Петли Времени.
***
Мир этот после закукливания сильно изменился. В первые века после катастрофы он был пусть и декаденствующим, вычурно-аристократическим, но «золотым веком» для примерно тысячи-полутора полноправных жителей и спасением жизни для неизвестного, но, судя по книге, довольно большого числа обитателей резерваций – то ли больших «выставок уродов» по типу старинных, в которых показывали «дикие народы» и всяких там карликов и великанов, то ли просто изолированных поселений, в которых жили бывшие клиенты-крепостные аристократических семей. Но с тех пор прошло много времени, и даже периодические «откаты системы» не могли скрыть упадка. Люди скучали, круг их интересов сужался, забавы повторялись всё чаще и чаще и уже не поражали ни выдумкой, ни роскошью. В этом мире вечного сейчас не было событий, достойных настоящего внимания. Ну вечер у Эмиля Линдсея отметился особой безвкусицей, так это и так было предсказуемо. Ну Мэд Менгель опять выставила дураком капитана Уиткинса и он ушёл в загул со всеми женщинами, которые попадались на глаза, но это и понятно: Уиткинс – командир той пятёрки лопоухих мужичков, что приставали ко мне в первый вечер, ещё до Петли был безответно влюблён в Мэд, почему и пошёл к ней в телохранители, ну а она вечно выставляла его дураком. Обычная история незнатного служаки и капризной красотки из знатных. Ну Мелисса Зеферино после энного эксперимента Прайпа погибла при взрыве собственного дворца, так учёный сразу её и воскресил, и получил по шее, чтобы дворцы не рушил, а то хозяйка замаялась их восстанавливать, зато потом скандал закончился бурным примирением и торжественным открытием восстановленного дворца с грандиознейшей оргией. В сущности, полноправные жители этого мира оказались такими же пленниками, как обитатели их резерваций, так бесивших Ланта, только вместо силовых полей ограды у них была целая планета.
С планетой тоже не всё было понятно. Лант ещё на третий день подошёл ко мне:
– Деми, вы не заняты?
– Нет, а что случилось? – Я подняла голову от шитья, кроме которого у меня по вечерам и занятий-то не было, потому что о книгах в том мире никто не помнил.
– Понимаю, вопрос глупый, но вы не подскажете радиус земного шара? – Он был растерян и не ожидал ответа: кто ж обычно запоминает такие вещи?
Я вопросу удивилась, но ответила, потому что помнила это из-за любви к фантастике:
– Чуть больше шести тысяч километров, кажется. А что?
– Я изучал карту. Она в несколько раз меньше, чем обычная земная. По моим подсчётам планета радиусом не больше двух тысяч километров. Но это же невозможно! Горизонт у нас не настолько близко, как должен был бы быть при таких размерах, да и все тела ведут себя так, как и должны при нормальной земной гравитации.
– Не знаю… – Я вспомнила странно-маленькую карту, которую в первый день и времени не оставалось подробно изучать: главной задачей было найти убежище. Единственное, что тогда врезалось в память – совершенно иное расположение и очертания материков. – Если это материализованная виртуальная реальность, то тут возможно многое. Может, площадь должна была увеличиться, если бы сюда переселились все люди… А сейчас места всем слишком много, пустыни и леса половину суши занимают.
– Ладно, потом разберусь, и так слишком много вопросов, – озадаченно пробормотал Лант
В дальнейшем мы к этой теме не возвращались, привыкнув к самым разным сюрпризам, но в памяти несоответствие осталось.
***
К концу первой недели мы на себе поняли, насколько тут люди маются от безделья, и предложили временно, пока не найдём решение основной проблемы, занять их чем-то новым, неожиданным. Стали думать, чем именно. Светские развлечения отпадали сразу: их и так тут предостаточно, людям было нужно что-то намного более активное. Духовный рост? А зачем? Все и так уже всё пережили, расти дальше просто некуда, всё равно до уровня высших сил не дорасти – они Абсолют, Идеал, не доступный никому. Работа? Для осуществления желаний она здесь не требовалась и могла заинтересовать, да и то ненадолго, лишь нескольких бывших учёных. Наука? Но к чему она в мире неизменной вечности и исполняющихся желаний? К тому же это стало бы всего лишь повторением пройденного, неинтересным никому, кроме заносчивого Прайпа Гэотуэя, который считал себя единственным настоящим учёным и спасителем этого мира, и никто не хотел отбирать у него этого звания. Искать же что-то новое в этом мире было бессмысленно: «высшие силы дали нам то знание, какое должно, стремиться к большему нельзя».