Маски. Книга 3. Дрозд и малиновка
Шрифт:
А я смотрела на этого статного кудрявого молодого человека и совершенно ничего не ощущала, только горечь и разочарование. Я приехала в Ильхонн более четырёх лет назад. У него было так много времени на то, чтобы сделать меня женой, и тогда бы меня не тронул этот проклятый Гарманион, и мне не пришлось бы выбирать слова и мучиться от того, что я внезапно разлюбила своего жениха. Наверное, я разозлилась тогда и оборвала его пламенную речь одной сухой фразой:
– Я беременна.
Он словно налетел на невидимую стену. Замер нелепо с воздетыми руками и приоткрытым ртом, удивленно и даже обиженно на меня посмотрел. Мне было его нисколько не жалко. Мне было жаль только себя.
– То есть как? От кого?
Сухо и коротко я ему рассказала обо всем.
Ивген сказал, что мы не можем больше быть вместе. Что на хороших, честных женщин никакие демоны не нападают. Наверное, я сама виновата во всем. Что ж, вероятно, так оно и было. Никто не привёз меня в Ильхонн силой. Никто не заставлял устраиваться на работу, а потом бродить в одиночестве по Дивному Саду. Ну и в конце концов, я всегда могла поставить Ивгену условие, что хочу замуж немедленно, прямо через неделю. Не думаю, что он особо сопротивлялся бы. Но мне нравилась моя работа, нравились воспитанницы, нравилась свобода и независимость, а теперь, похоже, я останусь свободной навсегда.
Как там сказала Рене? Никогда больше мне не полюбить обычного человека? Значит, не быть мне ничьей женой. Ну и ладно. Теперь мне это и не нужно.
6. Новые знакомства
С того дня прошло уже много лет. Шестнадцать, если быть точной. Стало быть, мне уже сорок, а моему единственному ребёнку – пятнадцать лет. Рене не обманула: выгляжу я очень молодо, лет на двадцать пять, а то и меньше. Время не властно надо мною.
Впрочем, ильхонцы тоже поголовно долгожители. Матушке Ши уже за восемьдесят, а она порхает по саду аки мотылёк и всегда занята делом. Старик Пако уверяет, что ему совершенно точно миновало сто лет, но он бодр, весел и ещё может надрать зад Тайхану.
Да, волчонка пришлось оставить в школе. Во-первых, он был слишком мал, чтобы выжить самостоятельно, а взрослых диких оборотней вокруг как-то не наблюдалось, во-вторых, в то время меня охватило какое-то сумрачное оцепенение. А маленький щенок умудрялся меня из него раз за разом вытаскивать, то дергая зубами за юбку, то опрокидывая ведро с водой, то роя нору в грядке с моими любимыми львиными лилиями. Невольно мне приходилось вскакивать со скамейки, где я могла молча сидеть часами, не шевелясь даже, и бежать устранять последствия его хулиганства. Матушка Ши за этим понаблюдала и приняла судьбоносное решение. Тайхан остался с нами. Сейчас и не скажешь, что он был диким – единственное его отличие от наших учениц в факте его рождения в зверином обличии. Но об этом не знает никто, его с самого начала поместили в закрытую часть дома, куда не было прохода для девочек.
Сегодня Таю доверили командовать утренней гимнастикой. И оборотень, и девочки очень любят эти моменты, а старый Пако все чаще говорит, что ему пора на покой. Я с любопытством наблюдаю из окна своего кабинета, как молодой человек выстраивает в ряд воспитанниц, а потом разбивает их по парам. Сверху они все кажутся одинаковыми: в чёрных широких штанах и белых рубашках, босые, с туго заплетенными косами. Но я могу большую часть из них различить по движениям и жестам.
Чуть позже девочки переоденутся в учебную форму: те, кому нет ещё тринадцати – в рубашку и длинную юбку, старшие – в традиционный ильхонский наряд: широкие штаны и длинный халат из чёрного шелка. Отличается форма лишь поясами: у отличниц в учебе пояса голубые, у остальных – чёрные. У наказанных учениц бывает и красный пояс, но уже давно, насколько я помню, никаких происшествий не случалось. Красного пояса нет ни у кого.
На самом деле он редко используется, ильхонки на редкость послушны, даже покладисты. Разве что оборотницы могут сцепиться, ну так это задача учителя – следить, чтобы они всегда были в разных учебных группах.
Хромая Лейзи сегодня вышла на гимнастику вместе со всеми. Я замечаю, что Тайхан оказывает ей особое внимание, тщательно разъясняя упражнения, часто ей помогая. Скажу ему, чтобы так больше не делал. Несмотря на увечность, никто и никогда не будет ее жалеть. Не стоит и привыкать к снисхождению. Ей надо стать сильной, чтобы выжить в мире людей, которые больше всего на свете ценят физическое совершенство. Скорее всего, Лейзи ждёт участь чёрной прислуги, всегда скрываемой от глаз хозяев и гостей. Может быть, в кухне, а может – если очень повезёт – в саду или рабочей комнате.
Я качнула головой, делая мысленно пометку, что нужно уже искать нового учителя боевых искусств. Дело непростое. Он должен уметь многое, быть честным и добрым к людям, а ещё его возраст или внешность должны ограждать от посягательств со стороны девушек. Никакие романы или влюбленности мне здесь не нужны, хватит и Тайхана.
Отойдя от окна, я принялась перебирать записки, оставленные мне учителями. «Заказать стальных перьев». «Кончаются кисти для рисования». «Нужен отпуск, давно не было писем от матери, хочу проведать» – это от леи Нориэ. Так и знала, что брать в учителя молодую женщину – дурная идея. Старушки лучше. Стоит напомнить ей, что она не отработала и двух лет, отпуск ей не полагается. Впрочем, она может уволиться и ехать, куда вздумается. Остальные записки я отодвинула движением руки, вспомнив вдруг, что, наблюдая за утренней гимнастикой, даже не нашла глазами дочь. Нехорошо вышло.
Обычно я стараюсь не упускать ее из виду.
Мэйгут меня пугает. Она очень похожа на меня, буквально одно лицо, но… мы различны, как подсолнух и солнце. Я просто миловидна и ярка: волосы, глаза, светлая кожа. Веснушки, кстати, напрочь исчезли после рождения дочери, чему я необычайно рада.
А Мэй, она… ослепляет. Бьет наотмашь. Ярко-зелёные миндалевидные глаза, невероятной красоты лицо, волосы огненно-рыжие, но не такие, как у меня, вьющиеся мелким бесом, а красиво ниспадающие крупными кудрями. Она меня чуть ниже ростом и гораздо тоньше, изящнее. И брови с ресницами не рыжие, а темные, почти чёрные. Ей не нужна краска для лица, чтобы подчеркнуть свои достоинства. И при этом она сокрушающе прагматична и холодна с людьми. Все вокруг для неё – пешки в ее игре. Она никого не любит, ни к кому не привязана, даже я для неё – всего лишь женщина, которая ее родила, но не мать. Единственная, кто удостаивается ее милости, это матушка Ши. К ней Мэйгут испытывает какую-то особую нежность, с ней она разговаривает по душам и делится своими тайнами.
Я же никогда не могла понять, что в голове у дочери, да, признаться, и не хотела. Занятая своей школой, я совершила ту самую ошибку, за которую так часто ругала ильхонцев: я не находила времени на своего ребёнка. Ничего удивительного, что мое место в ее душе (если у этого отродья фэйри была душа, конечно) заняла бабушка Ши, которая охотно возилась с малюткой.
Несмотря ни на что, я люблю Мэй, но не думаю, что ей это важно. Мне порой хочется ее обнять, засыпать ее дорогими подарками, я вполне могу это себе позволить, даже просто – поговорить. Но не могу через себя перешагнуть, опасаясь, что мои порывы будут грубо отвергнуты.
Впрочем, у Мэйгут есть все, абсолютно все. В шкафу висят яркие, цветастые кимоно с великолепной вышивкой. Зонтики, веера, костяные гребни, заколки, пояса, дорогие притирания и краски для лица – всего этого у неё в избытке. Только она все равно ходит, как и все девочки, в чёрном ученическом костюме.
Я снова выглянула в окно, удостоверяясь, что гимнастика окончена и двор пуст. Ученицы отправились по своим комнатам: умываться и переодеваться к завтраку.
Я когда-то специально выбрала для кабинета хозяйки школы помещение на втором этаже. Окна в нем расположены так, чтобы видеть и внутренний двор, и весь сад, и даже немного леса. Не то, чтобы я стремилась держать все под контролем, просто отсюда открывался действительно очень красивый вид.